Ольга Фарбер - Ищу квартиру на Арбате

– Что Вас привело ко мне? – спросил он вместо дежурного вопроса о самочувствии. – Присаживайтесь!

Катя села в удобное кресло и сложила руки на коленях.

– У меня все хорошо, – начала она заготовленную речь. – Хорошее образование, любимая работа…

– Скажите, Катя… Можно я буду Вас так называть? Почему в солнечный день Вы пришли ко мне в темном платье с глухим воротом?

– Мне кажется, оно мне идет.

– Несомненно, но что-то Вас гложет. Я же вижу. Цвет и фасон платья – это тоже сигнал, который Вы неосознанно посылаете миру. Вы же пришли за помощью.

Говорил он мягко, убедительно, но без улыбки, и все же Кате казалось, что внутренне он улыбается: понимающе и немного грустно.

Словно прорвав плотину, полились слова. Уже не сдерживая себя, Катя расплакалась, как маленькая девочка.

Судорожно всхлипывая и смахивая набегающие слезы, она рассказала ему, что может часами бродить по Арбату, что боится, когда бьется стекло, и ненавидит бордовые розы. От Лабковского она впервые услышала термин «панические атаки», которыми он объяснил сердцебиение, испарину и беспричинный ужас, испытываемые ею при звуке бьющегося стекла.

– Я не знаю, где мой отец, что с ним, почему он оставил нас с мамой и не помню, где я жила до расставания родителей. Ищу этот дом. Ищу квартиру на Арбате и не могу найти.

– У Вас есть родные?

– Конечно, бабушка и мама.

– Бабушка Вам ближе, чем мама?

– Да! Откуда Вы знаете?

– Вы сами только что это сказали. Может быть, Вам спросить у них?

Катя изумленно посмотрела на психолога. Разумеется, это было самое простое решение, но оно даже не приходило ей в голову. Она не ответила – не знала, как объяснить ему, а главное, самой себе, что мать давно стала для нее чужим человеком. Когда? Это воспоминание тоже терялось в глубинах памяти. Когда-то очень давно, в детстве.

– Я уверен, Вы найдете разгадку, – убежденно сказал Лабковский. – Слушайте свою интуицию, она приведет Вас к ней. Доверяйте своим чувствам, ощущениям. Бывает достаточно одного элемента – звука, жеста, изображения, чтобы активировать нашу память и понять прошлое.

Потом Катя не раз посещала Лабковского. Она жалела, что не может привести к нему мать, которая с возмущением и наотрез отказалась от услуг «психиатра».

Разговоры с психологом очень помогали Кате, после них она как бы примерялась со своим детством. В памяти всплывали картинки, разговоры и чаще всего разговор с бабушкой.

– Бабуль, почему я здесь? Где мама? Папа?

– Не волнуйся, все хорошо. Ты немножко приболела, и мама привезла тебя ко мне.

– Когда я поеду домой?

– Катенька, погости уж у бабушки, пожалуйста! Я вот тебе сырники приготовила.

– А когда мама придет?

– Она в санаторий поехала. На пару недель, а если понравится, так и на месяц.

– Значит папа придет!

– Пока ты болела, папа уехал.

– Куда?

– В командировку.

– А когда он вернется?

– Не знаю…

Та маленькая Катя легла в постель, отвернулась к стене и с головой накрылась одеялом.

– А как же сырники?

– Не хочу сырников! И вообще есть не буду, пока меня не заберут домой.

– Значит, умрешь с голоду?

– Так долго не заберут? – Катя рывком снова села на кровати.

– Долго. Ты теперь живешь со мной, и точка! – неожиданно резко сказала Анна Ионовна и поспешно прикрыла дверь в комнату, словно испугавшись саму себя: так с внучкой она еще не разговаривала.

К вечеру они с бабушкой помирились и сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, укрытые пледом. Перелистывали тяжелый альбом со старыми фотографиями. Катя гладила его бархатную обложку, похожую на бока плюшевых медведей, которые тоже почему-то переехали в Брюсов переулок вместе с ней, как будто и они заболели.

– А почему на фотографиях все коричневые?

– Раньше такие делали. Ах, как быстро жизнь прошла…

– Что ты, бабуль, ты у меня самая молодая. Меня даже подруга Лилька спросила: «Это твоя мама?» Не поверила, что бабушка. А потом говорит: «Красивая! На артистку похожа».

Анна Ионовна рассмеялась, обняла Катю и поцеловала в макушку.

– А это где?

– Это могила дедушки.

– Почему же на ней не по-русски написано?

– Это еврейское кладбище – в Малаховке, под Москвой. Мы же с тобой, маленькой, туда ездили. Забыла? Ах, как играл твой дедушка… Ой, заболталась совсем, я же бульон варю!

Когда Анна Ионовна вернулась в комнату, вытирая на ходу руки о передник, Катя все еще рассматривала фотографии.

– А здесь тебе сколько лет?