Ещё позднее встретила — и в изобилии — цветущие кусты бересклета. Его странные висячие цветки похожи на изящные серьги. Главная драгоценность — фантастический «глазок»: такой белый — да, белый, будто глазной белок, — с лиловым «зрачком», прикрытый мясистым малиновым «веком», а сверху этот глазок прикрывают, не прикасаясь к нему, две ярко-оранжевых ладошки-чешуйки. Вся конструкция из двух-трёх «глазков» подвешена на длинных нитях, идущих из одной почки на ветке.
Встретить все эти создания, знакомые только по детству, в пору, когда у меня самой уже внуки, было чудом и счастьем…
А вот птиц, поющих и свиристящих, звенящих и тренькающих, как колокольчики, я по своим детским лесам не помнила. Наверное потому, что по утрам крепко спала… И потому, наверное, что наш дом стоял в посёлке, а лес был достаточно далеко, не ближе полутора километров. А тут, в Малеевке, с берёзы прямо над моим балконом с самым первым светом раздавалось настойчиво: «Чьё-чьё-чьё? Да вы чьё-о-о?!» — по-вятски, с повышением тона к концу фразы. И с вариантами: «Чо-чо-чо? Да вы чо-о-о?!»
А то ещё: «Чьи-чьи-чьи? Да вы чьи-и-и-и?!» И всё с таким несказанным возмущением…
Иной же раз у этой вопрошающей птицы получалось просто «чи-чи-чи…», а между этим чиканьем она и трель могла запустить, и уж эту колоратуру никакими нашими буквами-звуками не передашь даже приблизительно.
Но вторую постоянную певицу — она обитала на большой ели над аллеей, ведущей к столовой, мне удалось расшифровать. Казалось, я отчётливо слышу, как быстро она выговаривает : «Чёртпобери! Чёртпобери! Чёртпобери!» Очень быстро, с ударением на последний слог, но мирно, не бранясь, а просто приговаривая.
Какая-то птаха за моим окном могла вдруг лихо засвистать по-разбойничьи: «Фьиу-вить!» А до того выпевала какую-то нежную трель: «Тюрлю-лю-лю-лю-лю! Пиу! Пиу! Пиу!» И вдруг это : «Фьиу! Вить!» — да резко так!
А на лесистом склоне горы над озером всё кто-то выпевал нежным голосом, обиженно вопрошая: «Выийдешь? Выйиде-е-ешь?» и тоже так долго тянет последний слог-вопрос…
А голоса у всех нежные, чистого такого звука, как бы серебром о хрусталь. Или будто на тонкой упругой водяной струйке бьётся горошиной хрустальный шарик, и тонкий звон от этого….
У иных птиц, слышишь, — не в горлышке, а в клювике свист получается: видно, воздух свистит, проходя сквозь малую щелку клюва…
Птицы гоняются друг за дружкой. Летают, суматошатся. Дрозды ворон пугают. Три маленьких дрозда, видишь порой, гонят большую ворону. Куда там! Большая, а удирает во все лопатки. А они над ней своими трещотками тарахтят! Оглушат с концом…
Танец
И… раз,
и… два,
и… три,
и… раз…
Всю жизнь учусь держать баланс,
Не опираясь о партнёра, —
Постигну тайну эту скоро
И получу последний шанс
С молитвою пройти по бритве,
Дышать на «И», не сбившись с ритма,
И ускоряться не спеша,
Живя не суетно, и слитно.
Беру себе в учителя
Деревья, реки и пустыни, —
Ведь жить я буду и тогда,
Когда земля совсем остынет.
Когда дорога станет уже,
Партнёр уже не будет нужен.
Баланс… Всегда держать баланс!
Душа бессмертна — это шанс…
Но как сейчас не сбиться с ритма
Дыхания лесов, морей?
Ключом какого алгоритма
Учиться языку зверей,
Полётам птиц с размахом крыльев,
Подобным ангельским в раю?
На веерах поднятой пыли
Танцорами в моем краю
В воронках солнечного света
Я отрываюсь от земли,
Как в книгах Древнего Завета
Тех предков, что летать могли…
Магический орнамент танца
В геноме человечьих рас,
Пока земное бьется сердце:
И… раз,
и… два,
и… три,
и… раз…
Ночное шоу
Коченея на корточках, мгла
Тёмный угол в саду родила.
Он мяукнул кошачьим ртом,
Хрустнул веткою, и потом
Стал расти, — посекундно смелея,
Дотянулся до ближней аллеи.
Поднимаясь всё выше и выше,
Тьма накрыла деревья и крыши
И раскинула звёздный шатёр.
Вышел месяц паяц-визитёр,
Сочиняя дрожащие тени
Под стеблями неспящих растений.
Сотни глаз, ушей и хвостов,
Хохот сов, чей-то страх из кустов,
В фиолетовом поле пророчеств
Распустились цветы одиночеств…
Чехарда вещих снов до рассвета, —
Тридцать шесть комбинаций в сюжетах 1 1 Аристотель, Виктор Гюго, Иоганн Вольфганг Гёте, Карло Гоцци и Жорж Польти считали, что вся драматургия и мировая литература держится на 36 сюжетах и их комбинациях. Многочисленные попытки дополнить этот список только подтвердили верность исходной классификации основных (или бродячих) сюжетов.
Создаётся ночным Демиургом
Под шедевры земным драматургам.
У цикад неизменная роль
До утра «соль-диез» — «ля-бемоль»
На три четверти звонко тянуть,
Не давая актёрам уснуть.
В этом шоу из Света и Тьмы
Персонажи и зрители — мы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу