Елена Роговая - И здрасте вам через окно!

– Вы ко мне? – поинтересовался мастер.

– И только к вам, Израил Гершевич.

– Тогда – прошу…

Мужчина не спеша встал со скамьи, благодарно кивнул на приглашение и вошел в салон. Что-то до боли знакомое было в его благородном лице и походке. Израил лихорадочно перебирал в голове фамилии и имена клиентов, но все было безуспешно. И только тогда, когда он предложил клиенту чашку чая, его осенило, что постаревший мужчина есть не кто иной, как Ефим Петрович, бывший управляющий известной чайной фирмы Крапивина.

– Ефим Петрович, какими судьбами? Вы откуда?

– Из бань Исаковича, что через дорогу от вас, милейший. До сих пор не привык называть их Гарнизонными, хотя на сегодняшний день они таковыми и являются. В парилке услышал, что вы снова работаете, и сразу же направился к вам, в самом что ни на есть чистом виде. Разрешите полюбопытствовать, каким чаем вы меня собираетесь напоить?

– Сборным, Ефим Петрович. Щепотка черного с Привоза, а остальное – сушеная зелень из луговых трав и сада. Времена сейчас трудные, – как бы оправдываясь, произнес Израил.

– Вот и замечательно, что из трав. По крайней мере это намного вкуснее и безопаснее, чем покупать у спекулянтов невесть что. А помните, какими чаями мы торговали? Семь сортов черного, три – желтого, столько же лянсин и цветочного. А зеленый! Жемчужный, шанхайский, фучанский. Голова закружится от воспоминаний. Вы какой больше всего уважали?

– В то время родители могли себе позволить качество, поэтому мы пили «желтый лянсин» в железной чайнице с замком, ну и, конечно же, фруктовый.

– Да, да, – оживился Ефим Петрович, и его глаза вновь засияли, как и много лет назад. – А к празднику его продавали в жестяных коробочках, обтянутых ярким китайским шелком с изображением павлинов, райских птиц и причудливых рыбок. Несколько видов сахара в магазинах – обычное дело! Россыпью, кусковой, очищенный, коричневый. Пирамиды из сахарных «голов» помните? Клиент просит раздробить на крупные куски – пожалуйста. Мелкий размер надобен? И тут все для удовольствия! В каждом магазине стояли дробильные машины. Продавец расколет до нужного размера и лопаточкой по кулечкам, да не в простую бумагу, а специальную – синюю. Что говорить, какой сервис был! Пересылка чаев по требованию клиента в любой порт за наш счет. Собственные суда имели! Могли себе позволить! Даже привередливые клиенты не смели на нас обижаться. В любое время можно было прийти на склад, выпить кружечку-другую чая и лишь потом (если понравится) купить. «Вы уже определились, какие сорта иметь желаете?» – «Замечательно! Мы вам пришлем их на дом». Какое обслуживание! Израил, куда все это делось после революции?

На этих словах бывший управляющий сник и даже осунулся, став в одно мгновение тем же незнакомым пожилым мужчиной, который несколько минут назад зашел в салон. Взглянув на него, Израил молча направился к выходу и прикрыл дверь.

– Правильно сделали, – с благодарностью произнес Ефим Петрович. – В последнее время я очень плохо переношу шум. Я так от него устал. Возможно, вы знали, что до революции мы жили в прекрасной квартире недалеко от Коммерческого Императорского училища? Моей зарплаты хватало, чтобы оплачивать такое жилье. Я не буду говорить, с каким трудом нам удалось остаться жить в этой квартире после прихода советской власти, но за неделю она превратилась в коммуналку. У нас забрали не только жилплощадь, но и мебель, посчитав, что в двух оставленных комнатах все равно нам некуда будет ее поставить.

В первые же дни туалет перестал функционировать, и пока его не прочистили, все жители ходили в деревянный во дворе. На кухне появилось пять столов, и на каждом из них по керогазу. Бегающие по коридору дети, вечно висящее мокрое белье на веревках, которое то и дело бьет по лицу всяк проходящего, и я уже не говорю за отношение между жильцами и ежемесячные разборки при оплате за свет… Один раз из-за того, что кто-то воровал лампочки в коридоре, соседка ошпарила другого соседа супом, который она несла в свою комнату. Все это вы, милейший, знаете не хуже меня. Мир перевернулся. С этим я уже смирился за много лет, но год назад к нам въехал майор НКВД. К своей полученной по ордеру комнате он присвоил не только «лишние» метры вдовы Петряковой, но и нашу мебель, которой она пользовалась уже много лет. Вы бы видели ее лицо! Израил Гершевич, первый раз в жизни я радовался, глядя на то, как люди страдают. Она потеряла имущество! Заметьте, не свое имущество! Да-да, это низко и недостойно приличного человека, но только так она смогла почувствовать то, что нам пришлось пережить с их приходом. Представляете, до чего нас довели! Мы стали радоваться человеческому горю.