Ирина Оганова - Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ

– Не смей о ней плохо говорить! Она золотой человек! Не смей!

Вот сейчас и посмотрим, какой она золотой человек ! Было девять вечера. Точно пришёл! Скоро концерт на канале Грибоедова начнётся!

Свой телефон Пётр не давал и звонил только с работы или с улицы. Правда, Светлана его в регистратуре тайком подглядела и даже несколько раз звонила и в трубку молчала, а на другом конце думали, что не соединилось.

Можно подумать, не слышно, что дышит кто-то!

Во всяком случае, Петя никогда не спрашивал, она ли это. Сама бы никогда не призналась, расчёт имела, что эта дура наконец-то глаза раскроет и включит воображение – поймёт, что у её Петеньки давно баба завелась и с последствиями. Захотелось ещё раз набрать, подышать в трубку ради смеха – не стала, очень уж очевидно будет.

На следующий день выходила в утро, полно записи: и в коридоре на стульях, и просто стоя ожидали своей очереди женщины, каждая со своей проблемой. Светлане было не до них, она монотонно выполняла свою работу, а в душе – тревога и беспокойство. Пётр ни разу не проявил своего присутствия, будто его и не было никогда в помине.

«Не может быть, по четвергам он, как и я, в утро. Может, что изменилось, и я просто не знаю? – с трудом отработала, спину ломило, и немного стали отекать ноги. – Вот тебе и токсикоз второй половины беременности! Надо мочу на белок сдать и за давлением понаблюдать. Что-то сильно жажда мучает!»

Пётр Алексеевич так и не появился, хотя на работе был – в регистратуре девчонки сказали и между собой переглядывались:

– приём закончил и убежал, спешил куда-то…

Дома Пётр Алексеевич пошёл в отказ и категорически заявил, что всё, о чём поведала чокнутая Светлана, – чистая ложь и с ней его ничего не связывает. Да она уже длительное время не даёт ему прохода! И он было успокоился, когда увидел, что та в положении, но, видно, недооценил эту странную особу. И все на работе знают, что она не в себе! Таких лечить надо!

Он так убедительно возмущался, что Летиция, несмотря на здравый смысл, с радостью приняла все Петины заверения и даже как вариант предложила сменить работу.

– Неужели такое бывает?! Ну как же можно быть беременной от одного и ссылаться на другого?! Это же полная несуразица! Ты точно всё мне рассказал?

Она пристально всматривалась в его глаза и понимала: у неё есть только один выход – поверить. Желания что-либо выяснять и ставить слова мужа под сомнение не было – наверное, от страха. Конечно, неприятно. Коли эта девица нагло заявилась к ним домой, значит, и на работе у Петра все об этом судачат. Ситуация выглядела несимпатичной, хотелось выкинуть её из головы. В поликлинику к нему она больше не пойдёт, во всяком случае, пока не стихнут сплетни.

По-любому всё казалось странным, словно не с ними происходит. Никогда ничего подобного не случалось, всегда жили душа в душу, и много интересов общих, и друзей разных, дом, дача в Разливе родительская, горки с цветами, кусты смородины с крыжовником. Детей иметь не сложилось, два раза подряд внематочная – и стала она пустоцветом. Ей хотелось из детского дома малыша взять, Пётр был категорически против.

– Нет – значит, нет, и не будем к этому вопросу возвращаться, нам и вдвоём хорошо.

Все попытки Светланы поговорить с Петром успехом не увенчались, он извинялся и бормотал, что занят. И как ему каждый раз удавалось ускользнуть с работы незамеченным, оставалось загадкой. Она звонила ему пару раз домой, подходили, слышали её голос и вешали трубку. Душила ненависть, и от того поднималось давление: «Точно гестоз, не иначе! Не дай бог, в больницу загремлю! И зачем мне эти испытания?! Ну, ничего! Вот рожу и посмотрим! Ещё сам будет бегать, просить с ребёнком повидаться, старая свинья».

Новый год решила с родителями справить. Они ахнули, когда круглая Светлана завалилась к ним как снег на голову. Она им ни слова не говорила, что ребёнка ждёт, созванивались редко, а видеться не виделись сто лет. Расспрашивать не стали – понятно, что личная жизнь не устроена, иначе зачем бы к ним на Новый год пришла. Значит, не с кем больше отпраздновать. В 25-метровой комнате ничего не изменилось, только кровать выбросили, где они с бабушкой спали. Хоть попросторней стало.

– Ты ребёночка-то к нам пропиши, и в очередь на жильё встать сможем, глядишь, и дадут быстро. И от бабушки домик остался. Кому он, правда, нужен, развалюха совсем… А то, может, к нам переедешь? Я в этом году на пенсию выхожу, подсоблю как-никак. Что тебе одной среди чужих маяться? А тут всё детство твоё прошло, – мать по-доброму улыбалась своим почти беззубым ртом, отчего мурашки у Светы побежали – скорее, от нехорошей жалости к этой глупой женщине, которая добровольно себя до такого состояния довела.