Андрей Макаревич - Остраконы

Вообще, одна из загадок, которую я безуспешно пытался разгадать, выглядит так: представьте себе довольно крутое ущелье глубиной километра полтора – это если строго по вертикали. По дну ущелья бежит река, по узким её берегам – убогие плантации риса. На самый верх ведёт тропка, которую я бы и тропкой назвать поостерегся – так, направление. Наверху расположена деревня. Каждое утро женщины, навьючив на спины немыслимые корзины, легко бегут вниз по осыпающемуся скользкому склону – как раз они этот рис и выращивают. К вечеру – обратно, легко, как козочки, причём корзины их набиты чёрт знает чем. На ногах у них драные вьетнамки – не самая удобная обувь для хождения по горам, но это их совершенно не смущает. Вопрос – а почему не построить деревню внизу, у воды – встречал полное непонимание и даже сочувствие: там жили наши деды и прадеды, там монастырь. Да почему там? Ближе к солнцу, ближе к небу.

В одну из таких деревень нас и вознамерился повести наш проводник Ёши (мы для удобства звали его Ёжиком) – он клялся, что подъём будет некрутым и займёт часа два, от силы два с половиной. (Потом мы поняли, что он не врал – у местных этот маршрут столько бы времени и занял.) Причины похода именно в эту деревню у Ёжика были веские – там жили его родители, он ушёл из дома несколько лет назад, дослужился в монастыре до некоего сана и собирался вернуться на коне – монахом да ещё с уважаемыми белыми гостями. По случаю нашего с ним появления в деревне планировалась специальная служба и огненная пуджа – обряд, оказавшийся невероятно похожим на нашу Масленицу с сжиганием чучела зимы.

За месяц до нашего путешествия мне прооперировали колено, и я всерьёз опасался, что буду тормозить нашу маленькую группу. Ёжик успокоил меня – он найдёт для меня ослика.

Выступили мы рано утром. Со склона горы стекал густой туман, вершина скрывалась в облаках, накрапывал мелкий дождь. Меня действительно ждал ослик с милым и печальным лицом. Я довольно дерзко вскочил на него, почувствовав себя полководцем, и колонна из шести бойцов тронулась в путь. Через некоторое время обнаружилась весьма неприятная особенность местного седла: седла как такового не было. Его заменяло сложенное вчетверо байковое одеяльце, подвязанное к брюху ослика верёвочкой. Еще две верёвочки с петельками на концах изображали стремена. Поэтому пока ослик нёс меня по горизонтальной тропинке, сидеть на нём, хоть и с трудом, было можно. Но скоро тропинка пошла в гору, скакун поддал ходу, и я благополучно съехал с его спины назад и грохнулся на камни. В течение следующих пяти минут я проделал этот трюк четырежды и понял, что ослик как транспортное средство себя изжил. И я пошел пешком – как все.

Что вам сказать? Подъём занял семь с половиной часов. От дождя тропинка стала скользкой, как мыло, ноги постоянно срывались, и от долгого падения спасали только корни деревьев, густо росших по бокам. Я полностью использовал своё второе дыхание. Потом третье и четвертое. Использование вышеперечисленных дыханий осложнялось ещё и тем, что мы находились где-то на трёх тысячах метров над уровнем моря, и воздух был весьма разряжен. Я проклял погоду, горы, Ёжика, идиотский обычай селиться на вершинах и себя самого, нескладного и невыносливого. Самый страшный момент ждал нас почти у вершины, когда вдруг показались чёрные дома деревни и мы ввалились в первый и без сил упали на дощатый пол. Мы не могли даже разговаривать друг с другом. Через три минуты Ёжик, виновато покашляв, сообщил нам, что это ещё не его деревня – до его деревни ещё метров шестьсот вверх. И нас там очень ждут – мы припозднились. В этот момент я понял, что убить человека, в принципе, наверно, совсем несложно. Но мы не убили Ёжика – у нас не было на это сил. Мы встали и пошли.

Перед деревней выстроились все жители в праздничных одеждах. Они пели и танцевали. Стоя под мелким дождём, мы выдержали и это. Потом резко стемнело, нас отвели в дом, где мы снова рухнули на доски пола, не раздеваясь, и застыли. Нам несли какие-то матрасы, принесли горшок с супом – мы не могли пошевелиться.

Ночью я узнал две вещи: во-первых, блохи, оказывается, кусают не всех. Во-вторых, непрерывная ночная буддийская служба с пением, тарелочками, барабанами и невероятно громкими и страшными тибетскими трубами – таким звуком архангел провозгласит когда-нибудь конец света – вот эта служба, накладываясь на полуобморочное состояние измученного организма, рождает в подсознании невероятные картины. Служба шла в нашем же доме за занавесочкой, и ничего изменить было невозможно. Это был потрясающий опыт – духовный и физический.