Юрий Поляков - Красный телефон [сборник]

Из-за стен казармы донесся странный звук – металлическое клацанье. Я прислушался. Но звук больше не повторился. На другом конце казармы Грант даже во сне чавкал своей жвачкой.

«Нет, – подумал я, – быть убитым в разборке – плохая смерть. Я бы ее никогда не выбрал!»

Второй раз я чуть не погиб в полете. Сердобольные матери да неразумные жены иногда говорят: «Ты бы летал помедленнее и пониже!»

На самом же деле чем ниже скорость и высота, тем опаснее. Летчики хорошо знают – самолет тяжелее воздуха, а земля хоть и твердая, но остатки спикировавшей машины иной раз находят на глубине пяти метров, а в черноземе – и всех двадцати! От летчика же не остается даже мокрого места. Но чем больше запас высоты, тем больше возможностей сманеврировать, а значит, найти спасительную площадку для приземления. Гагарин погиб, потому что ему не хватило пятидесяти метров, чтобы вывести машину из пике…

Когда я выполнял проход над полосой на высоте всего лишь пятнадцати метров, фонарь кабины буквально лопнул от сильнейшего удара, а по растрескавшемуся плексигласу в передней полусфере плотным слоем разлилась кровь. Я дал газ и рванул ручку на себя – самолет свечкой взмыл вверх, набирая спасительные метры. Кровь меня испугала настолько, что я даже не сразу обратил внимание на обилие пуха и перьев.

А ведь в летной школе нам даже фильм показывали. Из пневмопушки выстреливают ощипанную тушку утки, купленной в универсаме, – и бронестекло толщиной в три-четыре сантиметра, словно резина, прогибается метра на полтора и затем, как отпущенная тетива, возвращается на место, долго еще вибрируя. Но на легких самолетах установить такое толстое стекло нельзя – оно будет тяжелее всей машины. Поэтому если столкновение с ласточкой – это только легкий испуг, встреча, например, с вороной смертельно опасна. Хрясь – и все!

Именно ворону я и поймал в тот день. К счастью, она влетела в кабину немного сбоку и только скользнула по моему шлему, обрызгав кровью и разметав по кабине пух и перья, как из вспоротой перины тети Сони. Самолет я посадил просто чудом…

Нет, это глупо и нелепо – погибнуть из-за столкновения с пернатой сволочью… Не хочу!

…Снаружи снова донесся клацающий звук. И я понял: это захлопнулась дверь самолета. Значит, звук, который я слышал раньше, – это был звук открываемой двери. Я вскочил и заглянул на верхний ярус – Катерины не было. Первое, что я подумал: эта стерва не удержалась и решила перепихнуться со Стивом. В самолете удобнее всего – на поле уже пала роса, а она у нас такая комфортная девочка! Я нырнул в кровать и стал следить за дверью.

Наконец появилась Катька. Одна. Я закрыл глаза и притворился спящим. Я слышал, как она подошла ко мне, наклонилась и тихонько поцеловала в лоб – ощущение, словно села бабочка. Я старался дышать ровно и думал о том, что она могла делать в самолете. А что делаю я сам, когда не спится? Хожу по квартире и трогаю разные вещи, просто так беру и ставлю на место – книги, авторучки, фотографии в рамочках…

Катерина повозилась наверху и затихла. А может, и в самом деле завтра, после прыжка, поиграть с ней в Человека и Смерть? Человек, сплетающийся в любовной агонии с орущей от счастья Смертью, – в этом что-то есть…

И тут произошло то, чего не бывает никогда, по крайней мере, со мной еще никогда не было: я уснул – и вернулся в тот же самый сон. Я снова лежал на парашютном ворохе в салоне неведомо куда летящего самолета, и снова надо мной нависало темное лицо Катерины.

– Ну, Зайчуган, ты задумал? – От нетерпения она теребила пальцами свои соски.

– Можно еще минуту?

– Не больше!

– Можно тебя спросить? Если ты Смерть, ты должна знать!

– Спрашивай.

– Куда попадают люди после смерти?

– Конечно, на небо! – уверенно ответила она.

– На небо попадают праведники. А грешники?

– И грешники тоже – на небо. Просто есть два неба, совершенно одинаковых… Но на одном живут праведники, поэтому оно стало раем. А на втором живут грешники, поэтому оно стало адом, или небом падших. Все очень просто.

– А куда мы с тобой попадем после смерти?

– Конечно, на небо падших. Мы будем с тобой, взявшись за руки, падать в вечном затяжном прыжке. Мы будем знать, что обязательно разобьемся, но никогда не долетим до земли… Ты задумал свою смерть?

– Погоди…

И я решился: лучше всего погибнуть из-за нераскрывшегося парашюта. Свободное падение, завершающееся ударом о землю, – в этом есть хоть какая-то логика.