Юрий Поляков - Треугольная жизнь [сборник litres]

– Анна Марковна, может, не надо двойку?

– Надо, Башмаков, надо!

Вытирая руки белым махровым полотенцем, Олег Трудович почувствовал странный жар в ступнях и осознал: в ванной еще и пол с подогревом.

«Человечество погибнет от избытка комфорта!» – горько подумал он.

Они сели на кухне, которая казалась вырубленной из черного с фиолетовой искрой мрамора. Даже холодильник был черный. Вета поставила перед Башмаковым бутылку красного вина и положила штопор.

– Это «Бордо». Ординарное, но очень хорошее… Выпьем за судьбу! – предложила Вета.

– В каком смысле? – осторожно уточнил Башмаков.

– В самом прямом. Вы могли не прийти в банк. Вас могли посадить в другую комнату. А меня отец вообще уговаривал поехать на Кипр представителем его фирмы. Он сейчас переключается на системы связи. Там офшорная зона, и это очень выгодно.

– Почему же вы отказались?

– Я не отказалась. Я сказала, что должна поработать в банке хотя бы несколько месяцев, чтобы никто не подумал, будто я испугалась, как девчонка, и сбежала… Я не испугалась!

Она потемнела глазами и нахмурилась. «А бровки-то действительно папины!» – подумал Башмаков и сказал:

– Вета, давайте лучше выпьем за вас! За то, что вы выздоровели! За то, что все позади…

Они выпили – вино было густое и терпкое.

– А ведь я вам не все рассказала про больницу.

– Вы думаете, это надо рассказывать?

– Думаю, надо. Если, конечно, вам интересно…

– Вы мне вся интересны, – сострил Башмаков.

– Вся? Хорошо. Потом, после Боткинской, меня отвезли в Звенигород, в санаторий. Мною занимался психоаналитик. Очень дорогой. Папа даже сказал, что, если бы он знал, сколько стоит один сеанс, давно бы бросил бизнес и выучился на психоаналитика. Доктора звали Игорь Адольфович. Он был весь какой-то вялый, словно полупроснувшийся. Он много расспрашивал об отце, об их взаимоотношениях с мамой. Оказывается, мой внутренний конфликт произошел оттого, что в детстве я так и не поделила с мамой отца… Представляете? Я этого не помню, но Игорь Адольфович уверял, что именно так и было. А потом еще развод… Вам, наверное, неинтересно?

– Говорите, Вета! Считайте, я тоже доктор.

– Да, доктор… Я потом много читала об этом. И думаю, все началось гораздо раньше – еще с безобъектной фазы. Понимаете, в этот период ребенок воспринимает родителей как часть самого себя…

Олег Трудович рассеянно слушал Вету, вдохновенно рассказывавшую про комплекс Электры, ссылавшуюся то на Фрейда, то на Адлера, то на Юнга, и думал о том, что в таком случае он и вообще должен был вырасти каким-нибудь монстром. Бабушка Елизавета Павловна брала его к себе за ширму, но мальчик Башмаков, прислушиваясь к скрипу родительской кровати, объявлял, что тоже хочет с ними вместе «бороться». «Наборешься еще, – шепотом отвечала бабушка. – Подрастешь и наборешься…»

– …Игорь Адольфович объяснил мне, что дилинг был для меня разрядкой накопившейся отрицательной психической энергии. Но главная проблема в том, что отец до сих пор для меня – единственный мужчина… И это очень плохо. Очень. – Вета посмотрела на Башмакова. – А знаете, о чем я думала, когда вы вошли в первый раз?

– О чем?

– Нет, потом расскажу.

– Ладно уж, говорите!

– Хорошо. Я сидела, вспоминала разговоры с Игорем Адольфовичем и думала: а вот пойду вечером куда-нибудь в парк, затаюсь в темной аллее и буду ждать, когда появится первый прохожий. А когда появится, подойду и скажу: «Уважаемый незнакомец, будьте моим первым мужчиной!»

– А почему вы улыбнулись, когда я вошел?

– А вы запомнили?

– Запомнил.

– Я как раз подумала, что первым прохожим может оказаться старик или мальчик на велосипеде… И вдруг вошли вы. Не мальчик и не старик… Я даже хотела встать вам навстречу и сказать: «Уважаемый незнакомец, будьте моим первым мужчиной!» А если бы я так сказала, что бы вы подумали обо мне?

– Я бы решил, что Вета, о которой мне столько рассказывали, ехидная издевательница над техническим банковским персоналом…

– И всё?

– И всё.

– Налейте мне вина!

– Извините. – Башмаков наполнил опустевший Ветин бокал и немного восполнил свой.

– А если не издевательница… Что бы вы сказали?

– Я бы сказал: милая Вета, как говорится, мне время тлеть, а вам цвести! Первый мужчина – это серьезный шаг. Вы еще встретите и полюбите…

– А если я уже встретила и полюбила?

Вета в упор смотрела на него темными глазами и крошила пробку от вина. Уголки ее губ подрагивали.