Юрий Поляков - Треугольная жизнь [сборник litres]

– Вот черт, забыла тебя предупредить. А кто тебя про Садулаева спрашивал?

– Герке.

– Ты с этим фон-бароном поосторожнее. Он из команды Малевича.

– А Корсаков?

– Тоже.

– Не понял!

– Выйдешь на работу – все поймешь. Черт, как же я тебя не предупредила!

Башмаков тщательно заполнил формы и анкеты, приложил фотографии, трудовую книжку. Дашка все это отвезла в департамент кадров. Началось ожидание. Он так волновался, что даже хотел сходить в храм Зачатия Праведной Анны поставить свечку, но так и не сподобился. А ровно через неделю позвонил Герке и радостно объявил:

– С тебя гектолитр! В понедельник выходи на работу!

– Наконец-то.

– Наконец-то? Если бы не я, тебя еще месяц проверяли бы!

В понедельник Башмаков отправился в банк. Корсаков принял его, не выходя из-за стола. Не привстал даже, а лишь еле заметно кивнул.

– Куда же мне вас девать? – Начальник почесал пальцем лысину, словно соскреб с полировки мушиное пятнышко.

– В каком смысле?

– В том самом. Вроде отстроились, а мест уже не хватает. Новое крыло только через полгода сдадут. Ладно, посидите пока в кассовом секторе. Там Игнашечкин. Он как раз для «карточников» программирует. Пообщайтесь – полезно будет.

В небольшой комнате тесно, впритык стояли четыре стола. За первым столом в уголочке, отгороженном большим шкафом, сидела кассир-эксперт Тамара Саидовна Гранатуллина, маленькая восточная женщина со скуластым лицом, раскосыми, но не темными, а светлыми недоверчивыми глазами. Судя по рукам, уже начавшим ветшать, ей было за пятьдесят, хотя выглядела она значительно моложе, лет на сорок.

Второй стол, заваленный листингами, проспектами и справочниками, принадлежал Гене Игнашечкину, беготливому пузанчику с постоянно расстегнутой нижней, надбрючной пуговкой на рубашке. Волосы у него были редкие, и когда он волновался, сквозь светлые прядки виднелась покрасневшая кожа, покрытая капельками пота. Но особенно Башмакова удивила клавиатура Гениного компьютера, покрытая коричневыми кофейными пятнами и обсыпанная сигаретным пеплом. Кстати, сам Игнашечкин никогда не говорил «компьютер», а исключительно «компутер».

Когда Башмаков впервые вошел в комнату, Тамара Саидовна мирно ругала Гену за то, что он по вечерам, когда все уходят домой, самым подлым образом смолит, хотя между ними существует твердое соглашение – в рабочем помещении не курить.

– Саидыч, одну сигарету! Задумался…

– Вы по какому вопросу? – спросила Гранатуллина, увидев Башмакова.

– Я тут, с вашего позволения, сидеть буду, – вежливо сообщил Олег Трудович.

– Курите? – с надеждой спросил Игнашечкин.

– Нет.

– Очень хорошо! – обрадовалась Тамара Саидовна. – Будем знакомиться.

Познакомились.

– Трудович? – хихикнул Игнашечкин. – Значит, отец ваш – Труд?

– Да. Был… Умер месяц назад.

– Извините. – Гена покраснел на всю голову и, стараясь замять неловкость, сказал, кивая на третий стол: – А здесь у нас сидит Вета. Очень серьезная девушка. Она сейчас болеет…

Стол был чист. На нем стоял только компьютер и лежала книга на английском. На обложке мускулистый мужчина страстно лобызал восьмой номер у рыжеволосой вакханки по имени Джен Эйр.

– Том, ты к Вете ездила?

– Ездила. Еле пропустили через три контроля.

– Ну и что с ней?

– Нормально. Бледненькая еще…

Четвертый стол, на самом проходе, был отдан в полное распоряжение Башмакова. Первые дни ушли на обустройство рабочего места. Гена взял над ним шефство, водил к начальству выбивать компьютер.

– А зачем мне компьютер? – удивился Башмаков.

– Дурачина ты, простофиля! Если у человека на столе нет компутера, значит, он жалкая, ничтожная личность.

Компьютер выбили, правда, для начала только «трешку», но все-таки! Потом Гена помог Башмакову поменять кресло. В том, которое досталось Олегу Трудовичу, выяснился дефект: спинка едва держалась в вертикальном положении и откидываться на нее было опасно. Он сначала хотел простодушно взять себе пустующее кожаное кресло болеющей Веты, но Тамара Саидовна очень серьезно отсоветовала.

– Ты знаешь, сколько заплатили за эту рухлядь? – возмущался Игнашечкин, когда они тащили со склада новое кресло. – В два раза дороже, чем стоит. В два!

Гена почему-то сразу проникся к Башмакову родственными чувствами, всюду водил его с собой, все показывал и объяснял. Встречая в коридоре знакомого (а знал он почти весь банк), Игнашечкин останавливался и обстоятельно представлял смущенного Олега Трудовича. Так гордый пейзанин представляет односельчанам приехавшего погостить городского родича.