Галина Щербакова - В поисках окончательного мужчины

– Ну так доедайте, – раздраженно сказала Ольга.

– Но у вас же еще кофе? И вы купили бублики… Дайте мне масла на них, а курица останется на ужин. Я буду ждать ее нетерпеливо.

Ольга поставила масло, кофейник и ушла в спальню. Там она посидела, задерживая выдох по системе Бутейко, чтоб накопить в себе углекислый газ. Выясняется с течением времени, что он нам – газ – самый нужный и каким-то боком мы как бы тоже цветы в этой жизни. Она пустила этого гостя к себе только ради Ванды. Значит, надо стерпеть.

Он появился в дверях спальни, довольный, сияющий.

– Квартира у вас ничего… Для одного человека.

И тут только Ольга поняла, что Ванда не в курсе того, что Кулибин вернулся. Последний раз они виделись в Варшаве. Ольга тогда вся была настроена на Париж. Когда же ехала обратно, не хотела даже звонить с вокзала, но в последнюю минуту все-таки набрала номер, и ей повезло: попала на автоответчик. Сказала бодро, что возвращается, что съездила в общем и целом ничего. Но что Варшава не хуже. Больше ничего Ванда об Ольге не знала, поэтому Гришу Неймана она отправила к одинокой женщине. Тогда можно вполне вообразить: Гриша представил себе мужской халат как вещь ничейную. Или всеобщую.

Тут и позвонил Кулибин. Он сказал, что зять попросил его съездить с ним на растаможку.

– Это дело может быть долгим, но ты не волнуйся. Он меня привезет. Мужик появился?

– Очень даже, – ответила Ольга.

– Понял, – засмеялся Кулибин. – Отправь его в Мавзолей или куда еще…

– Так и сделаю, – ответила Ольга.

– Пойдете в город? – спросила она Гришу.

– Да вы что? – закричал он. – Скажете еще в Мавзолей…

Ольга внимательно посмотрела на гостя. Слышать слова Кулибина он не мог, но «на волне» они оказались одной.

– А я как раз хотела вас туда отправить. Вдруг захоронят вождя, будете потом жалеть…

– Я в нем был пять раз, – ответил Гриша. – Его что, переодели в новый костюм? Версачи или Труссарди?

– Теперь уже можно так шутить, – сказала Ольга.

– Так слава же Богу! – ответил Гриша.

Он рассказал о своей жене-казачке, которая не хочет уезжать в Израиль.

– Станичники меня просто прибьют, если что… Хорошие все люди, но за свое держатся ой-ей-ей. А их свое – это значит не мое. Сыну уже подарили шашку, форму, дед над ним квохчет, как та дура в перьях. Один у него внук, а остальные девчонки. Я люблю сватов, хоть они в глубине души антисемиты… Но меня допустили… Ничего плохого не скажу… Я у них как еврей при губернаторе. Я ихний Березовский. Ничего, да? Сам я, как и полагается, инженер… Жена – учительница музыки! Флейтистка. Один ученик за три года. Казачонку моему, кроме шашки, как понимаете, и поесть, и попить надо, чтоб потом было чем покакать. Вот и мотаюсь. Ванду я знаю давно. Она училась с моей сестрой в Ростовском университете.

– Странно, – сказала Ольга. – Я не знала этого. – Ей даже стало не по себе: никогда Ванда не говорила ей про университет в России. То, что она хорошо знала русский, объясняла тем, что во время войны пришлось спасаться вместе с русской семьей. Но про университет! Ни слова.

«Полячка стеснялась ненужного образования, – думала Ольга. – А инженер вот не стесняется. Чешет все, как есть».

Вот так на ровном, можно сказать, месте возникла у них родственность.

– Сестра моя, – продолжал Гриша, – профессор в Иерусалимском университете. Они там изучают славянскую литературу. Ванде это – нож в самое сердце. У них когда-то была одна тема, одни интересы. А где Ванда, где сестра?

– Ванда, между прочим, в Варшаве, и с ней все в порядке, – почему-то рассердилась Ольга.

– Да! Да! – ответил Гриша. – Как будто можно высоко вырасти с мечтой про купить-продать. Жена моя училась флейте, а я мечтал использовать шахтерский терриконовый ландшафт для строительства города цветов. Я мечтал оживить мертвые горы. Надо иметь мечту. Иначе не вырастешь вообще.

– Мы на своих мечтах и подорвались, как на мине, – ответила Ольга. – Выяснилось элементарное. Хлеб надо зарабатывать трудом. И не трудом во имя некоего блага, которого нет вообще, а именно трудом для хлеба.

– Не унижайте так низко труд! – закричал Гриша. – И для масла тоже!

Они потом много смеялись, вспоминая политэкономию, диамат, получалось – вспоминали молодость…

Разгорячились, развеселились. Ольга предложила еще выпить кофе, достала бутылку коньяка.

– А сразу пожалели! – закричал Гриша. – Ну что за женщины! Что за женщины! Почему вас обязательно надо заворачивать в слова?