Евгений Водолазкин - Идти бестрепетно - между литературой и жизнью

В одном из текстов Искандера деревенский старик говорит, что злодея можно простить один раз, можно простить второй. А на третий становится понятно, что он не способен жить с людьми, и надо что-то предпринимать. Это «что-то» было по-крестьянски суровым. Трудная жизнь не терпит баловства. У нее нет времени на перевоспитание. Личная порядочность в таких обстоятельствах – условие выживания. Порядочность Искандера всегда была незыблемой – он был строг к себе. Писателя время от времени обманывали – достаточно вспомнить строительство дома в Переделкине. Так бывает с мудрецами. Пространство их мыслей располагается выше повседневности.

Вспоминаю тост Искандера на лихачевском юбилее. Он оглядел роскошный зал своим особым – я бы сказал, каким-то свирепым, – взглядом. Искандер не был ни в малейшей степени свиреп, а взгляд – был. Всякий видевший его понимает, о чем идет речь. Под стать взгляду был и голос. Вернее, интонация. «Когда я смотрю на этот зал, – трескуче произнес Фазиль Абдулович, – мне кажется, что произошла революция…» Выдержав мхатовскую паузу, Искандер закончил: «И к власти пришла интеллигенция». Интеллигенция к власти не пришла – ни тогда, ни потом. Она нигде не приходит к власти. Да и зачем ей власть? Разумеется, это была шутка.

Не все великие писатели умеют шутить. Искандер – умел. Юмор его немного грустный, но оттого – неотразимый. Смех – это дистанция. По отношению ко времени, к окружающим, но прежде всего – к самому себе. Роман Искандера «Человек и его окрестности» начинается так: «Юмор – последняя реальность оптимизма. Так воспользуемся этой (чуть не сказал „печальной“) реальностью». Конечно, воспользуемся. Abgemacht.

Название этого французского городка – Châteauroux – звучит как русский электронный адрес. И это в высшей степени символично: недалеко от него находится замок русского художника Михаила Шемякина. Слышится в этом что-то рыцарское, а может, и сказочное. Я знаю Шемякина много лет – он самый настоящий рыцарь, так что в этом пункте всё сходится. Только вот жизнь обитателей замка оказалась совсем не сказочной.

Погостить в замке нас с женой Шемякины звали давно. Мы благодарили, но не ехали: писатель-реалист, я отдавал себе отчет в том, что Шемякин безумно занят, да и гости – такая уж это профессия – имеют свойство быстро надоедать. Ну, и опять-таки слово «замок». Всякий, кто воспитывался на Вальтере Скотте, не может так вот запросто приехать в замок. Уж и не знаю, какой для этого нужен повод – особый какой-нибудь. Быть может, рыцарский турнир. Михаил, однако, придумал кое-что получше: обсуждение нового проекта. Это в корне меняло дело, и мы взяли курс на Шатору.

Нужно сказать, что шемякинские проекты – особая тема. В общепринятом представлении художник – это тот, кто рисует. Шемякин не только рисует: по совместительству он является чем-то вроде научно-исследовательского института. Проведя тридцать лет в науке, могу предположить, что по объему и тщательности работы это одно из самых эффективных учреждений подобного рода. В одном лице там соединяются спонсор, административная и научная составляющие. Если учесть, что во всех этих позициях заместителем Михаила является жена Сара, фамилия Шемякин исчерпывает списочный состав института.

Предмет занятий – история изобразительного искусства в самых разных ее формах. Так, много лет Шемякин собирает и анализирует отражение тех или иных тем и образов в живописи. Рука в искусстве, башмак в искусстве. Смерть в искусстве. Таких коллекций у него более семисот. Шемякин следит за всеми заметными мировыми публикациями в области искусства и покупает их в трех экземплярах. Из двух экземпляров вырезаются репродукции, наклеиваются на картон и распределяются по коллекциям. Два экземпляра здесь требуются потому, что нередко оказываются нужны репродукции на обороте. Третий экземпляр идет в библиотеку. Библиотека (она далеко не ограничивается искусством) занимает в замке 14 залов.

Это, собственно, и объясняет идею покупки замка. Если учесть, что, помимо собственных произведений, собрание Шемякина включает работы старых мастеров и современников, понятно, что замок – это вовсе не каприз художника. Стоит ли говорить, что к диснеевским сооружениям, вводящим в ступор население Подмосковья, он имеет весьма отдаленное отношение – даже внешне. Первый, не сохранившийся, замок на купленной Шемякиными земле был построен в XII веке, ныне же стоящий относится к рубежу XVI–XVII веков.