Эли Люксембург - Десятый голод

Это было первое утро, когда Бешар нас вывел на боевые позиции, а пушкари-езиды [70] Езиды — этноконфессиональная группа, говорящая на курдском диалекте курманджи и в основном проживавшая на севере Ирака. молились солнцу и целовали камни, тронутые первыми лучами рассвета. Ребе вдруг отделился, подошел к обрыву, поросшему молодым дубняком, и стал пристально смотреть в даль, где в сизой дымке, за безотрадной глазу Халдейской пустыней, виднелись холмы Ниневии с остатками Вавилонской башни, окрестности города Мосула. Ребе долго смотрел туда, погруженный в свои мысли, потом обернулся и сказал нам:

— Здесь некогда был рай, Ган Эден, Адам и Ева гуляли здесь в прекрасном райском саду! А вместе с ними был и Господь Бог, радуясь юному миру — творению Своих рук. — И ребе простер вперед свою руку. — А теперь здесь яма и свалка — могила людей Потопа! Их сносило сюда со всей земли: трупы людей, птиц и зверей, сюда их сносило, где они согрешили. Их трупы смешались с тиной и грязью и стали нефтью. Поэтому здесь много нефти… Вы чуете, дети, какой разит на нас злобой оттуда? От этой башни, от Нимрода, — ну просто сатанинское веяние!

Любовь моя, я пишу эти строки со светлой печалью. Там я оставил их, на окраине рая, у Ган Эдена, — там они похоронены! — в тенистой, сырой долине, где цветут эфемеры и астрагалы, где скачут по скалам газели, а в звездные, холодные ночи выходят охотиться лисы и леопарды.

Лань моя, в этом раю и я был некогда счастлив — я воевал за Израиль! Я, Исса Мосули, был здесь королем на золотом, прекрасном дне своей жизни.

Сейчас я подумал, что ничего не случилось бы с нами, если бы не наши вещи. Мы бы свернули, ушли, и все остались бы живы…

Мы бросали вещи, если вы помните, и уходили. А после они всегда были там, впереди, где мы собирались заночевать, и вдруг наши вещи попали к разбойникам! Прекрасно помню, как это случилось, как шли мы голодные, а нас, измученных, дразнили в пещере запахи — мяса, похлебки, печеного хлеба… Потом мы увидели их — в тюрбанах, в длинных, до пят, абах [71] Аба ( араб. ) — национальная одежда бедуинов. , похожих на бурки. Они сидели на войлочных кошмах, глядя на наши тюки с мистическим ужасом, не решаясь даже притронуться к ним.

Мы вылезли из пролома и увидели зал, где пылали костры, а в котлах булькало варево, и жарился на козлах с воротом жирный барашек. Едкий дым стал слезить ребе глаза, и ребе вдруг чихнул.

Мы прятались в это время за камни, и мигом заклацали карабины в руках у вскочивших разбойников. И ребе к ним вышел… Он вздел к небу руки, выпрямился, сделался выше, а каменные своды наполнились его громовым голосом: «Из глубины взываю к Тебе…» И ребе пошел прямо на них.

Дальше случилось вот что. Мелкими шажками ребе шел и шел на разбойников, произнося на ходу те несколько тайных слов, известных в мире лишь редкостным каббалистам, и стена расстрельщиков наших дрогнула. Один за другим они стали опускаться на пол, легли и успокоились. Но один из них по-прежнему стоит на ногах — в белой абе, в тюрбане. «Неужели еврей?!» — думал ребе, прекрасно зная, что только против еврея его магические заклинания не имеют силы. Заклинания, в которых содержится одно из сокровенных имен Бога.

И ребе вдруг произносит: «Шма Исраэль…» — как первую часть пароля. И все мы услышали четко и радостно в ответ:

— Адонай Элохейну, Адонай эхад!

Так состоялась, Илана, наша первая встреча с Бешаром, ставшая для всех роковой. Но я ничуть не жалею, а снова хотел бы ее пережить, когда последняя смертельная обреченность в один миг оборачивается восторгом и избавлением. И, пережив однажды такое, ты жаждешь этого снова и снова, не в силах больше свидетельствовать о другом.

Мы лежали, уткнувшись носом в мокрые камни, а ребе Вандал и Бешар, позабыв обо всем на свете, пылко и взахлеб чирикали на иврите. Наконец ребе вспомнил о нас и позвал знакомиться. Пройти к ним было не так-то просто: дорогу загромождали тела поверженных, с бритых голов свалились тюрбаны, руки и ноги были у них подвернуты, в бока им утыкались стволы собственных карабинов. Мы эти грузные туши принялись переворачивать, кряхтя и надрываясь, укладывали рядком. А ребе при этом говорил командиру, что все они могут проснуться, что спят, что может их разбудить когда угодно.

Мирьям пошла к котлу, поправила под ним головешки, попробовала варево из половника. Потом сняла кусочек мяса с огромной бараньей туши, обожглась и стала дуть на пальчики, дуть и облизывать их, и это Бешара рассмешило.