Камилла Пэган - Жизнь и другие смертельные номера [litres]

– Можно я сама сделаю заказ? – приподняв брови, спросила я у Шайлоу.

– Да, если закажешь сама-знаешь-что.

Я обратилась к официанту:

– Пожалуйста, ракушечные оладьи и стейк из тунца.

– А что будете пить? – спросил официант.

– Что-нибудь крепкое.

– Те же блюда и пиво «Корона», – сказал Шайлоу.

Официант принес мне бокал сока гуавы с ромом. На вкус это было лучше, чем термоядерное пойло Милагрос, и я смогла расслабиться до такой степени, чтобы болтать с Шайлоу о пустяках, пока не принесли оладьи. (Кстати сказать, они оказались довольно вкусными, как все, что прокручено и прожарено, но ничего сногсшибательного.) Когда я принялась за тунца, Шайлоу спросил:

– Ты устроила себе каникулы перед химиотерапией?

От удивления я дернула головой и тут же положила вилку – от греха подальше.

– Перед химией? Ну нет. Я не намерена лечиться.

Вид у него был ошарашенный.

– Не собираешься? Почему?

– Потому что не хочу так с собой поступать.

– Но в этом нет ничего такого уж плохого. Все лучше, чем умереть.

– Говорю же, доктор сказал, что это не поможет. Мне крышка.

В его глазах загорелась злость, таким я его еще не видела.

– В жопу твоего доктора. Выслушай другие мнения.

– Я консультировалась с доктором Гуглом, и он подтвердил, что ничьи мнения не помешают моим внутренностям превращаться в твердокаменные опухоли, а коже облезать, – трезво заметила я.

– Ты ничего не знаешь наверняка. – Его лицо слегка покраснело, а на лбу выступила испарина. Я подумала, что, может быть, кто-то из его близких умер из-за неправильных медицинских предписаний.

Я пожала плечами.

– Слушай, я, конечно, ценю твою заботу. Но я уже насмотрелась на то, что такое рак, и хочу провести свои последние дни как можно более приятно. Химия и облучение в набор удовольствий не входят.

Он сделал большой глоток пива и вперился взглядом прямо мне в глаза.

– Если Бог, или во что ты там веришь, хочет, чтобы ты умерла, почему тогда ты не лежишь сейчас на дне морском? Я неплохой пилот, Либби, но теперь, когда я думаю об этом уже несколько дней, я могу назвать нашу посадку маленьким чудом.

– Значит, это все ерунда про то, что жизнь – смертельный номер?

Его горячность и злость тут же сменились прохладной отстраненностью. Он вздохнул и откинулся на стенку беседки. У меня тоже произошел скачок температуры, сексуальное возбуждение перешло в приступ раздражения.

– Ты невозможная, – пробормотал он.

– Тебе повезло, больше тебе не придется иметь дела с моим невозможным нравом.

Официант подошел, чтобы забрать тарелки.

– Может быть, десерт? – спросил он. – Или еще выпить?

– Нет, – сказали мы с Шайлоу в один голос.

Значит, остаток каникул я проведу в одиночестве. Я честно пыталась наладить отношения с людьми и потерпела сокрушительное поражение. Отгородиться от всех потенциально раздражающих и/или опасных людей, размышляла я, – единственный способ уберечь остатки собственного достоинства и насладиться тем немногим временем, что мне осталось от поездки. Этот план был грубо нарушен бесконечными звонками Тома. (Да, я отключила звонок, но не могла заставить замолчать постоянное пиканье или затемнить экран, вспыхивающий посреди ночи. Том преследовал меня по телефону с настойчивостью, которой он никогда не проявлял в других аспектах нашего супружества, в том числе в старании не выходить за рамки семейного бюджета, а также в попытках починить то, что ломалось в квартире, и в супружеских отношениях, особенно не миссионерского типа.) Спустя семь звонков я поняла, что он не оставит меня в покое, пока я с ним не поговорю, так что вечером после обеда с Шайлоу я наконец подошла к телефону.

– Либби, почему ты меня избегаешь? – спросил Том.

– Черт возьми, сама не знаю, Том.

– Попроси у нее прощения, идиот. – Это прошипел где-то на заднем плане O’Рейли.

– С какой стати O’Рейли слушает наш разговор? – Это, ясное дело, я.

– Ли… – это Том.

– Слушай меня, ты, слюнтяй. Если у тебя хватило духу разорвать наш брак, то должно хватить и на то, чтобы расхлебывать последствия.

– Но я же говорил, я не хочу разрывать наш брак!

– Он любит тебя, Либби! – O’Рейли.

– Ты мой самый близкий друг. – Том.

– А я думал, это я твой самый близкий друг! – O’Рейли, похоже, в сильном подпитии. Вероятно, Тому пришлось снизить планку неприятия алкоголя, ведь O’Рейли приютил его.

– Нет, Том, ничего подобного. От близких друзей не бывает тайн. – Это я, стараясь следить за своими глазами, из которых потекло самым прискорбным образом.