Стефан Серван - Сириус

Авриль сделала глубокий вдох.

Теперь одно движение – и всё.

Только одно:

и нож войдет под кожу,

и нож пустит кровь,

и нож отнимет жизнь.

Поросенок смотрел на девушку, и в его взгляде Авриль увидела свое отражение.

Она увидела воспоминания, похожие на кошмары. Толпы беженцев, выброшенных на улицы. Истребление животных. Войну и хаос. Гнев и отчаяние. Кровь, пролитую Черными Звездами во имя Бога. Нож Дария в тот вечер, пять лет назад. Крохотное тело Малыша в кроватке. Такое легкое, когда она взяла его на руки. Казалось, поросенок тоже видел всё это. И Авриль видела в его глазах всю себя.

Авриль увидела нож, свою руку.

Дрожащую руку.

И бусинки инея на впалых щеках, и как они падают к ее ногам.

И снова дрожащую руку.

Которая медлит.

Теперь девушка знала, что поздно.

И поросенок будто тоже знал, что она уже не сможет.

Подходя к часовне, Авриль увидела, как в окне мелькнуло лицо.

Сириус,

ты звал меня, Сириус, и я услышал тебя.

Я спал, но все-таки услышал.

Я слышал тебя в голове.

Так странно, это был даже не голос.

Не слова. Не те сложные слова, какими говорит Авриль.

Нет. Это были картинки. Как в Книге Мадам Мо.

Только они двигались.

Такая Живая Книга, где вместо букв – запахи, цвета и звуки.

Как будто я был тобой, Сириус.

Словно читал твою голову как Книгу.

В книге твоей головы, Сириус, был холод и лед. В ней была Авриль, и в руке она держала нож.

Нож был у твоего горла.

Нож мог проткнуть.

И ты не двигался.

Но ты не боялся.

Ты думал только об одном: Гора.

Ты думал: Я хочу жить.

Я должен жить.

Я должен идти на Гору.

Так необычно слышать без звуков.

Но я тебя слышу, Сириус.

Я вижу то, что ты видишь.

Я чувствую то, что ты чувствуешь.

Я знаю, что ты знаешь.

И всё теперь так ясно.

Как будто ветер унес с неба тучи.

Как будто небо – моя голова.

И твой голос без слов – это ветер.

Сириус,

в книге твоей головы я видел твою жизнь.

Я видел то, чего раньше не понимал, потому что слова – это так сложно.

Но теперь понял.

Нужно только смотреть, слышать и чувствовать, и тогда всё поймешь.

В книге твоей головы я видел страшные вещи.

Я видел, где ты родился. Серое. Всё серое, холодное и твердое.

Я видел клетки, решетки.

Я пил теплое молоко из сосков твоей мамы.

Я чуял жуткий запах толпящихся тел.

Я видел людей: они вошли в железный дом, все в масках и с оружием в руках.

Я чуял запах страха.

Я слышал шум и крики.

Я чуял запах смерти.

Я видел удивление в их глазах, когда тебя нашли.

И видел, как удивился ты, когда они сняли маски.

Люди. Такие же, как ты. Толстощекие, с щетиной. Почти братья.

Я видел, как люди хотели оторвать тебя от горячих сосков мамы.

Я чувствовал, как их кожа касается твоей.

И твоя мама, она захрюкала в железной клетке.

Тогда они убили ее, как убивали других.

Как будто ее жизнь не в счет.

Ты кричал. Ты выл. Ты плакал.

И ты понял,

что нужно бежать, чтобы жить.

Ты вонзил свои восемь зубов человеку в шею.

Ты чувствовал во рту его кровь.

Ты бежал между мертвыми.

Ты бежал без оглядки.

В животе у тебя сидел страх, солнце жгло глаза, голова кружилась от ветра.

Вокруг тебя впервые был такой огромный мир. Впервые.

Ты бежал, и я бежал с тобой. Испуганный, но свободный.

Ты жил там, в лесу. Ты ел коренья, кору и пил воду из родников. По ночам ты дрожал от звуков, которых не знал.

А утром солнце ласкало твою шкурку.

Но однажды ты что-то почувствовал.

Зов

в самой глубине живота.

Это был не голос, не звук, не запах.

Это был барабан. Барабан в животе,

который повторял: На Гору.

И ты пошел, забыв страх, жажду, голод.

Зов заполнил всё твое нутро:

На Гору.

На Гору!

И я тоже его чувствую.

В своем животе, Сириус.

На Гору.

Несколько часов спустя часовня закачалась от легкого землетрясения. Авриль выскочила из сна в раннее утро: веки слипались, сердце колотилось. Было светло. Малыш с поросенком сидели перед ней в обнимку. Конец поводка больше не был привязан к распятию, мальчик держал его в руках.