Все руки были в бинтах, голова была в облаках, и в животе заурчало. Есть Ева не хотела, ее подташнивало, однако она еще летом дала обещание маме: завтракать каждый день, всегда и везде, при любой погоде и в любой компании. Утром не позавтракаешь — днем упадешь в обморок. Такое уже сто раз бывало… Так что где тут этот ваш йогурт? Подайте его сюда.
Кожа у него бледная, чистая, без единого изъяна. Ева хорошо его рассмотрела за эти полгода.
А влюбилась она… С первого взгляда. Нет, не так! Как называется, когда влюбляешься в голос, впервые его услышав?
О, этот голос…
Ева снова почувствовала вкус крови. И что-то инородное болталось во рту. «Пломба, наверно, выпала…» Странно…
Ева плюнула. С кровавой слюной изо рта вылетел зуб. Коренной, конечно. Еву прошиб пот. «Что за дела?!»
А тут еще обои засмеялись. Просто взяли и захохотали: Еве пришлось заткнуть уши. Неужели она с ума сходит? Все говорили ей, что она «сходит по нему с ума», но это же фигура речи…
Зуб она пока не стала выкидывать. Но, как Скарлетт, решила «подумать об этом завтра». К стоматологу она сегодня точно не попадет, а вот к терапевту пойти обязана!
Одеваясь, заметила, что многочисленные синяки все до единого поменяли местоположение. Этот, цвета переспелого абрикоса, перепрыгнул с одной коленки на другую, эти, помельче — водили хоровод на запястьях. Ева видела, как они медленно перемещаются под кожей.
И вот поди объясни все это врачу! Слушать ее не стал. Посмотрел на синяки, на красноречивый промежуток в зубах и деловито выдал: здорова. Ева стала говорить ему про температуру, про то, что ее знобит и мутит последние несколько месяцев, а он ей: здорова. Она тогда показала отвалившийся ноготь. Врач поморщился, но на своем-таки настоял: «Здо-ро-ва». Ева опешила.
Ну ладно.
Она никогда еще не пропускала институт. Наверно, проблем не будет…
А вот он частенько пропускает. Ева знала его расписание и старалась оказываться на переменах там, где ему надлежало находиться (беготня от корпуса к корпусу порядком выматывала, но все усилия окупались, если она хотя бы видела мельком его затылок. Затылок! Или рюкзак… Рюкзак!), однако… Его там частенько не было.
В такие дни рельсы и реки манили Еву, крыши и опасные перекрестки… В такие дни из носа текла кровь, и руки дрожали, и ком стоял в горле. В такие дни Еву лихорадило.
А теперь! Не увидит его до самого февраля — уму непостижимо!
«Сильна в ней нежность», а «с милым увидаться средства нет» — поэтому, видимо, и болит так в груди…
Разматывая шарф, Ева заметила, что к нему пристали целые пряди волос. Видимо, ее волос. Они совершенно безболезненно покидали ее голову. «Забавно, — подумала Ева, — забавно…»
А однажды он с ней заговорил. Спросил что-то. Она так опешила, что не смогла ответить. Просто смотрела на него. Он засмеялся.
— Что, не знаешь? — спросил он. Его тонкие губы усмехались, но глаза смотрели тепло. Он закурил и огляделся. — Прости, что отвлек, — сказал он, последний раз взглянув на нее, и ушел.
Что-то хрустнуло. Ева огляделась. Тараканы? Их на этом этаже давно не было…
Вот этот-то момент она и вспоминала во снах раз за разом. Она молчит, наслаждается красотой его лица, голоса, а он — знай себе говорит, посмеивается над ней, а еще… Комплименты там делает, улыбается. Он так мил с ней во снах. Он…
Снова хруст. Это никуда не годится! Они отвлекают ее от мыслей о нем! Хрустело снова и снова, с небольшими перерывами, раз этак десять. Возможно, одиннадцать — Ева не считала.
Однажды ей приснилось, что…
— Ева! — закричала соседка. — Что ты творишь?
Ева не поняла, чем вызван вопрос соседки. Она сидела на подоконнике, свесив ноги наружу, болтая ими. Чашка чая давно выпала из рук — все десять пальцев (или, может быть, их все-таки одиннадцать?) были сломаны и торчали в разные стороны. Ничего страшного, все равно чай уже давно остыл. Соседка стояла внизу, запрокинув голову, кричала Еве что-то.
— Я не слышу! — отозвалась она, снимая с головы остатки волос и стряхивая их вниз. — Я занята! Потом поговорим! — Ева попробовала вежливо улыбнуться. Еще пара зубов покинула ее десны. Ну и хорошо! Зачем только их столько нужно?!
А еще от него приятно пахнет. А про кожу она уже говорила? Да, идеальная кожа, без недостатков. Он всегда гладко выбрит. А волосы…
Ева засмеялась. И, как у Брюсова, — «…С хохотом / Ты кинулась вниз, на пустой гранит…»
Ева летела ровно пять этажей, ведь общежитие было пятиэтажным. Пока летела, вспоминала всю свою жизнь — от момента, когда первый раз его увидела, до сегодняшнего сна. А до этого она не жила. И после — не будет!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу