Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 2

— Я переживаю! — оправдалась я.

— Ты — больная.

— Опять?

— Не-не! Я так, пошутила. И мне оставь.

— Кто больной тут, непонятно, — размачивая хлеб в пустырнике, бурчу я.

— У доктора спроси, он точно знает. У него записано.

— Тут много чего записано.

На мою фамилию добрый Л. А. выдал пропуск «для ухода и кормления за больным». Так и написано «кормления за больным». Нарушать нельзя, раз Царь так написал. Все, что не доел больной, должен за ним съесть посетитель. Если посетитель нечаянно пришел голодным, он должен терпеливо ждать и вперед больного с тарелки еду не хватать. Царские правила не обсуждают — и то и другое обязательно.

А в туалете, на столбе, да что там столб — античная колонна! — так вот, на колонне висит объявление: «Большая просьба не писать мимо унитаза». Эта прекрасная записка насмешила в дооперационный день, зато сегодня я поняла, что это не так уж и просто — «не писать мимо унитаза». Тот, кто писАл (не путать со словом в надписи), знал, что имел в виду. Сделать это практически не представляется возможным. Сесть больно, висеть невозможно, а не писать мимо надо, просят же. Тут я подумала, как хорошо мужикам, разлетающимся от туалета при моем появлении (видимо, зеркало врет — я еще пугаю людей), не надо заморачиваться. Не висишь, не сидишь, можно не писать мимо. Если бы я знала, перед больницей научилась бы чему-нибудь полезному, приобрела бы пару приемов, чтобы легко выполнять все предписания и надписи на больничных колоннах. Кто ж знал? Я-то думала, что вскочу и стану бегать, как до островного пляжа.

При ходьбе в ноге страшно, а главное, неприятно неожиданно жжет, я ругаюсь одним неприличным словом (очень тихо, здесь ведь все стерильно) и пищу́. А что делать? Так должно быть. Если я слышу от Л. А. — так должно быть, — успокаиваюсь и не понимаю, почему других это раздражает.

— У врачей на все один ответ: «Так и должно быть», — сипит дама в коридоре, — а что должно? Что я должна так ходить, когда все болит?

У меня не все болит, а главное — болит, «как должно быть». Я не вмешиваюсь в коридорный диспут — больным невозможно объяснить, что если врач говорит «так должно», значит, должно. А вот когда он задумается и шепнет… ну, так не должно быть… вот что бы сказали эти тетки?

— Они были бы счастливы, — чирикает синица, — это ты всем веришь.

— Уйди.

— Ты с кем говоришь? — удивляется Зеленое Облако, зацепившись за вторую линию горизонта.

— С синицей. Вон она.

— Ну… на березе… вижу… И что?

— Так должно быть.

— Ну… смотри… воду пей. А голова?

— Моя на месте.

Зеленое Облако подозрительно посмотрел на синицу и вышел, по-птичьи размахивая руками.

Далианская подруга уже на лекциях, мама — где-то в транспортной пробке. Я хожу по коридору. Остров незаметно проваливается в режим вечерних процедур.

Старушка Недовольной Дочери советует его соблюдать. Она не знает, что из-за этого я плохо сплю. Спать с 22 до 7 утра — нереально. Да еще безо всякой объективной нагрузки.

— Вам обезболивающее колоть? — спрашивает медсестра, перебирая красивыми пальцами в перчатках шприцы с бесцветной жидкостью, словно бусы. — А то Л. А. предупредил, что вы не жалуетесь, а терпите.

— Когда больно, колют укол, и ничего ночью не болит, — узнав, что ночью ноги дергало, очень строго говорит Л. А., пугая меня новой интонацией.

Было не больно, просто плохо, и ноги улетали. А вообще-то, я не знала, мне никто не предлагал, в блокноте не было записано, мне и в голову не пришло, что существуют такие уколы — раз не озвучили, значит, их нет. Чувствуя себя тупой и виноватой, я молчу и обиженно надуваю щеки: больше ничего не скажу.

— Нет. Мне не больно. Если что, я приду на пост.

— Померили температуру?

— Да, — смотрю на градусник, — семьдесят три и два.

— Ну и ну! — смеемся мы с медсестрой.

— Перемерьте через час. И жалуйтесь на боль. Здесь можно.

— Хорошо.

Температура тридцать семь и два.

Мне приснился Санкт-Петербург и место, которого там нет. Странная набережная в Царском селе. Там были море и Нева одновременно. Высоко на пристани стоит мокрый Исаакиевский собор, но с колоннадой Казанского. Чтобы дойти до него, нужно подняться, а потом спуститься по огромной лестнице. Там, где заканчивается лестница, начинается море, и можно войти в собор. И вот я иду туда и почти уже подхожу к большой открытой двери, но мне кричат, что я опаздываю на экскурсию и должна вернуться. Я возвращаюсь, а потом потихоньку иду обратно и снова поднимаюсь. Я смотрю, как море и Нева наплывают на собор почти с неба, и от этой воды он становится еще более мокрый, и мне очень хорошо, хотя я понимаю, что такого места в этом городе, а тем более в Царском Селе, нет, но не верю в это — потому что на свете может быть все что угодно.