Дмитрий Быков - Гонорар

Давно он так интенсивно не работал головой. Анкета скакала от детских потрясений к описанию машины, которую Баринов хотел бы иметь, от даты знакомства с любимой (на данный момент) девушкой до просьбы описать занавески в рабочем кабинете. Через час, привыкнув к странностям анкеты, Баринов добрался до последнего пункта:

«С какими понятиями (вещами, запахами) чаще всего связывается ваше представление о счастье?»

Хватили, поморщился Баринов. Он стал перечислять: снежные сумерки с мягкой погодой, светло-синим свечением неба и горящими окнами, с детворой, катающейся на санках. Весенний вечер во дворе, опять же с детьми, играющими в классики, гоняющими ногой банку из-под гуталина. Теперь, кажется, таких банок нет. Жаркий летний день, опущенные голубые занавески, ландыши в майонезной банке на столе, стакан холодной воды, никуда не надо бежать. Все здоровы, он лежит на диване, за окном холодно, в комнате тепло, телевизор разговаривает, Ирка вяжет рядом. Опять же лето, он идет из булочной через дворы… Места на ответ — почти страница — едва хватало, и он вписал еще цветение сирени в огромном пустом парке, лес с грибами и пруд около дома с рыболовами, с детьми в колясках, с кормлением уток сладкой булкой из ближайшей булочной. Все это — при условии мирного времени и чистой совести.

На последнем листе было только:

«Какие пять вопросов вам НЕ задали? (Без ответов)».

Баринов хотел было схохмить (например: «Не хочется ли вам в сортир?» — а ему хотелось), но он вполне серьезно выписал пять вопросов, которые ожидал встретить и не нашел. Один был о любимой книге (фильме), но указывать «Уленшпигеля» он не стал, а с фильмом и сам затруднился.

— Все? — странно вовремя спросил Малахов из другой комнаты.

— В общем, да, — ответил Баринов. — А где бы тут у вас…

— Первая дверь налево, — сказал фатумолог.

Через десять минут он вышел к Баринову, который от нечего делать рассматривал книги. Конечно, если все так секретно, они свои книги на виду держать не будут. Интересно, что у него там в секретере? Секрет. Он успел заметить на полках почти полного Набокова, в том числе англоязычного, несколько работ Юнга и книжки по психиатрии.

— Написали? — спросил фатумолог.

Баринов резко отвернулся от полок.

— Извините, я тут книжки смотрю…

— Ради Бога, ради Бога, — сказал Малахов. — Можете что-то взять, тогда наверняка придете за ответом. Впрочем, вы и так придете. Через две недели буду ждать. В среду, в это же время.

— Слушайте, — осенило Баринова почти на пороге. — Вы все говорите о гонораре. Это не значит, что я чем-то заплачу уже за то, что к вам сходил? В ближайшие две недели?

Фатумолог подал пальто.

— Обязательно заплатите, мой друг. Вы тут, сидя у меня, хороший фильм по телевизору пропустили. Впрочем, судя по тому, что вы все-таки пришли, серьезного влияния на вашу жизнь он бы не оказал.

Ирке Баринов почти ничего не рассказал. Выйдя от фатумолога, он сам себе начал казаться ослом, а уж анкета и вовсе его веселила. Он смущался. Ирка не расспрашивала: ей казалось, что, если рассказать, что-то получится не так. Тем вечером она была особенно деликатна и нежна.

За две недели ничего особенного не произошло. Иногда Баринов мысленно дописывал что-то в анкету и рассказывал Малахову разные подробности своей жизни. Ему, пожалуй, он мог бы долго рассказывать о себе. Впрочем, у него были всякие другие дела.

В среду к ним на работу привезли видаки, которые купила редакция, и Славка Щербанов притащил «Калигулу», которого давно обещал показать широкому кругу коллег.

Баринову страшно хотелось посмотреть этот фильм, но пойти к Малахову было необходимо, и он разозлился. Славка его утешил, пообещав персонально прокатать фильм на другой день. Тем не менее Баринов все равно злился и на «Красные Ворота» ехал без всякой охоты. К тому же у него начинался насморк, который он всегда переносил тяжело, а на улице был холод собачий.

Фатумолог ему обрадовался.

— Проходите, проходите. Все готово и вас дожидается.

Баринов прошел в уже знакомую комнату, мимоходом отметив в ней некоторые перемены: торшер был передвинут в угол, к письменному столу, на котором аккуратной стопкой лежали исписанные листы бумаги. Фатумолог вошел следом, задернул отчего-то занавески, что создало уют, уселся сам и указал на кресло Баринову.

— Ну-с, что я вам могу сказать, — произнес он, закуривая. — Повторяю условия: никакой конкретики, просто ситуации выбора, которые для вас наиболее вероятны. Договорились? Тем более что случай у вас четкий, хоть в учебник.