Дина Рубина - При чем тут девочка?

- Тогда я так пойду...

хрипло и угрожающе обронил он.

- Иди, - разрешила я упавшим голосом.

И Пимен похромал за кулисы. У меня хватило мужества закончить сцену заключительными словами Григория, и я понуро удалилась под треснувшие мне в спину аплодисменты.

Нас дважды вызывали. Мы с Сенькой кланялись, не глядя друг на друга. В третьем ряду слева сидел Сенькин дед и хлопал с обескураженным видом - он так и не понял, зачем внук утащил из сарая костыль. Галстук у него был толстый, серый, в полосочку...

Когда же мы вернулись в уборную, Пимен, не обращая внимания на возмущенно булькающую Бабу Лизу ("Плоткин, тебе твои хулиганские штучки даром не..."), схватил книжищу с ятями и молча остервенело опустил мне на голову со всею страстностью монаха-отшельника. Я не защищалась, а Сенька, судя по всему, собрался бить меня справедливо и подробно, тем более что Баба Лиза от ужаса булькнула и умолкла, словно утонула.

Но тут кто-то сзади сказал звучно, с хохотком:

- Н-ну, братья монахи, где ваше смирение?

В дверях комнатки стоял человек - молодой, курчавый, небольшого роста.

- К тому же даму бить некрасиво, даже если она провалила ваш дебют. Ведь, по крайней мере, она четко подавала текст...

Курчавый человек сунул Сеньке крепкую маленькую руку и сказал:

- Александр Сергеевич.

Сенька отвалил челюсть и спросил:

- В каком смысле?

- В том смысле, что это мое имя-отчество. Такая вот неприятность. Я руководитель молодежного театра-студии на базе университета. Сегодня совершенно случайно оказался на вашем торжестве и совсем не жалею. Сколько вам, молодой человек? Шестнадцать?

- Пятнадцать, - буркнул Сенька, приобретая бурый колер.

- Приходите к нам. Вам нужно заниматься всерьез. Приходите. Каждую среду и субботу в пять вечера. Аудитория тридцать девять. Вахтеру скажете, что я пригласил, он пропустит. Договорились?

- Спасибо, - пробормотал Сенька с совершенно температурным видом.

Курчавый Александр Сергеевич вышел было, но вдруг вернулся.

- Кстати, - сказал он весело. - Это ваша версия с Пименом? Вы действительно считаете его чуть ли не рычагом всей драмы? И сошедшим с ума политиканом?

Сенька совсем оробел, поскольку ничего не понял, и только честно пожал плечами.

- Нет-нет, это интересно, - сказал курчавый. - Это смело. Хотя, думаю, ошибочно... Ну, приходите, поспорим...

С Сенькой мы не разговаривали до конца десятого класса. На выпускном вечере он попробовал растопить лед нашей ссоры идиотским приглашением на танец. Подошел и спросил, криво ухмыляясь.

- Спляшем, Григорий?

А на мне платье было белое, колоколом, совершенно прекрасное, прическа была из отросших волос, и даже губы я тронула маминой помадой. Спляшем, говорит, Григорий?..

Я сказала:

- Хромай отсюда. Костыль!

Вот так...

Наши судьбы, сведенные однажды промозглой ночью под испуганно шелестящей чинарой, разлетелись врозь, каждая в своем направлении. До меня, конечно, долетали обрывки слухов - что Сенька закончил театральный институт, но не актерский, а режиссерский факультет, потом попалась однажды на глаза заметка, в которой ругали спектакль, им поставленный, за бездоказательно новую трактовку какой-то исторической пьесы. Заметка, надо сказать, тоже была достаточно бездоказательна.

Лет через пятнадцать я оказалась в родном городе. Перезвонилась с одноклассниками, узнала новости - кто кем стал, кто с кем разошелся, у кого сколько детей.

- Про Плоткина слышно там, в столице? - спросила одноклассница. - Он же у нас режиссер, знаменитость. Говорят, кошмарно талантливый. Вроде его в Москву приглашали даже, обещали постановку в каком-то театре... Ты встреться с ним, он совсем не зазнался. Телефон дать?

...Я не стала звонить Сеньке. Просто пришла на репетицию в наш старый драмтеатр, где Семен Плоткин числился очередным режиссером. Мы с ним столкнулись в пустом фойе. Он оторопел, удивился, обрадовался, обнял меня.

- Какими судьбами, Григорий?

- Мог бы изречь что-нибудь потеатральней, - заметила я. - Ты ж, говорят, молодой талант.

- Я старый хрен, - возразил Сенька. - Смотри, половины зубов нет. Скоро буду булькать, как Баба Лиза... Знаешь, я ее иногда приглашаю на спектакль. Жалко, старенькая... булькает...

Мы зашли в буфет, взяли по чашечке кофе.

- А ты как, Григорий? - спросил он. - Пишешь, говорят?.. Не читал, прости. Времени не хватает.

- Не беда, - простила я. - Главное, чтоб на Пушкина хватало. Помнишь сцену "В келье"? "Еще одно, последнее сказанье..." Помнишь?