Роман Солнцев - Восторженный беглец

— Я думаю, с ней не спутает. Учебник возьмет. Свадьба в субботу. О чем говорить?! Поздно.

— Как — поздно?! А Костя меня просил гнать всех женихов, чтобы дочь закончила университет. А ему я отослал ватник…

— Витя, — тихо сказала Люся, — Мне все равно. Во мне что-то умерло. Вот будет он там подыхать — не поеду. Кривляка! Шут гороховый! Все люди как люди! А он — десять жизней захотел прожить? В десяти домах с десятью женами?.. Что я, не понимаю? Что он там, ангелом летает?! А я как дура! — В глазах ее была серая тоска. — Все, Витя. Делай как знаешь. Мне все равно. — И Люся ушла обратно в поликлинику, в тошнотворный запах эфира и мази Вишневского, располневшая от сидячей работы, за последнюю неделю как-то действительно враз погасшая…

Я поскреб в затылке к потащился к себе в лабораторию, соображая, как мне отговорить Вову Ко- сенкова. Такому дураку — такую девочку?! А если уже все?., и они со Светкой?.. Надо срочно сообщить Косте. Посоветоваться. И вдруг я с ужасом сообразил, что ватник послал на его настоящее имя, а не на имя Тюрина. Я забежал на почту и после грех или четырех вариантов составил следующую телеграмму (если бы все это происходило в США, наверняка ФБР или ЦРУ гут же перехватили бы ее и принялись расшифровывать, ища особый тайный смысл): "БОГУЧАНЫ ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ ТЮРИНУ ЮРИЮ ПЕТРОВИЧУ ТЕБЕ НА ИМЯ ИВАНОВА ВЫСЛАЛ ВАТНИК ПОСЫЛАЮ ДОВЕРЕННОСТЬ ОТ ТВОЕГО ИМЕНИ НА ИМЯ ТЮРИНА ПОЛУЧЕНИИ СООБЩИ СУББОТУ СВЕТА ВЫХОДИТ ЗАМУЖ ЧТО ДЕЛАТЬ ОБНИМАЮ ВИТЯ. После чего я понесся в институт, к своему шефу, и, пользуясь его рассеянностью — когда дует ветер, у него болит голова и он грустен, — подмахнул доверенность. Аллочка, так же рассеянно глядя на гнущийся, как трава, золотой лес, приложила печать. И письмо в авиаконверте полетело на Ангару.

Что дальше? Да, Вова! Я. зайдя в лабораторию, зловеще озирался. Где он? Вовы не было. Только лежал на осциллографе сборник стихов С. Щипачева с закладкой из засушенной ромашки. Я открыл на закладке:

Любовью дорожить умейте…

С годами дорожить вдвойне…

Любовь не вздохи ка скамейке

И не прогулки при луне…

Да. тут что-то серьезное.

— Лаборанта ищешь? — спросил шеф. Он стоял за моей спиной, морщась и приклеивая к вискам пятаки. — В город поехал, договариваться в кафе. Как думаешь, что нм подарить на свадьбу? У меня есть лишний фарфоровый сервиз. А может, свою бессмертную монографию? Он просил…

Шеф продолжал что-то говорить, показывая золотые зубы, как спекулянт-узбек на рынке. А я подумал: "Ездишь ты на мне, дядя! Оседлал как лаборанта. Даже Воза относится без всякого почтения. Да и какая между нами разница? А монографию ты обещал мне. Я ее просил. Говоришь: диссертация — мелочь… потом! А сам при мне стал член-кором. Будешь академиком. И все больше тебе будет неохота снизойти до моих дел…"

— Скажите, — спросил я, нагло глядя на Крестова, — на какое число вы назначили мою защиту?

— Что? — не понял шеф. Одна монета упала и закатилась в угол. Он полез ее доставать, выставив круглый зад.

— На какое число вы назначаете защиту диссертации Нестерова, или мне уйти в другой институт? — так же спокойно спросил я. Я вдруг перестал бояться его. Вон Костя — наплевал на все, убежал. А я что пресмыкаюсь?! Это мои кристаллы он показывал в Париже и в Токио.

Шеф выпрямился и, зажав пятак в руке, смотрел на меня. Он был поражен. Наверное, так бывает потрясен муж-араб, когда покорная его жена в чадре вдруг заявляет, что у нее свои планы переустройства мира.

— Но я полагал — вам интереснее то, что мы ищем?..

— А зачем же тогда сами столько сил прилагаете, чтобы напечататься? Чтобы пройти в академики? Разве вам не важнее сам процесс поиска?

Шеф, ничего не ответив, вышел из лаборатории. "Ну, теперь мне хана!.. — подумал я, с какой-то бурной радостью ощущая новизну своего неопределенного положения. Ну и уеду. Руки у меня слава богу. Уеду в Новосиб. Скажу — не бережет кадры. Впереди разделение института, ему еще в академики баллотироваться. А врагов много. Он еще поуговаривает меня. Вообще-то, когда я вижу недобросовестность людей, молчу. В первый раз взорвался. Ну и ну.

Стукнула дверь — вернулся пунцовый от счастья Вова. Он был в новом мешковатом костюме, при галстуке.

— Слушай, — кивнул я на книжку Щипачева. — Это я еще понимаю… На кой хрен ты читал тут Цицерона? Картинку гнал? Чтобы при случае козырнуть?

— Мне интересно, — едва ли не извиняясь. ответил лаборант. И, сопя, достал из стола тяжелый зеленый том. — Вот тут…