Роман Солнцев - Восторженный беглец

Вечером, когда мы уже парились, облепленные пахучими зелеными листьями березы, Михаил спросил:

— У тя че… с Танькой отвал?

— Почему так спрашиваешь?

— Да какой-то пришибленный. Ксения говорит — то ли изжога, то ли измена Родине…

— Да ну, измена! — Я рассмеялся, — Скажет твоя баба.

— Да, баба у меня конь! — согласился, темнея лицом, Мишка. — Даже неинтересно жить. Уж в рыбалку суется…

Приоткрылась дверь в предбанник, и мы услышали сорванный старческий голос:

— Зимой и летом одним цветом — кто?! — И заглянул Никита Путятин, друг отца. — Не угадали?! Нос алкаша! — Он показал на свой сизый, как картошка, нос. — Я уже не буду, ребята, я тут подожду…

Потом мы пили в избе чай из электросамовара с медом. Бабы принесли из лесу два полных пестеря сухой, темно-красной брусники и пробежали в баню. Ксения с укутанной и одеяло дочкой сидела на горячем вечернем крыльце. Мы были одни. Старик Никита внимательно, почти вплотную приблизясь к моему лицу, искал черты своего покойного друга.

— Боялись его. Справедливый был! Тетрадку-то потеряли?

— Ну! — зло откликнулся брат. — То ли в уборную повесили, то ли так спалили, не нашел. Да и кому сейчас эти фамилии нужны… все сменилось…

— Не, — туманно сказал старик, снова вплотную разглядывая меня. — Еще нет. Вить, я вот слышу по радиво… снова поворачиваем… да ведь сколько раз поворачивали., я уж сказал своей старухе — верю в последний раз! А ты?

— Я?.. — Я растерянно смотрел на брата. — Я, наверное, слабовольный, дед Никита. Я еще, поди, буду…

— Не слабовольный. Молодой! — Он вдруг рассмеялся, полазав черный беззубый рот. — У моей милашки… длинные рубашки… как полезу… Не, у него веселей получалось!

— А я вам сколько говорила?! — В дом вошла уверенная, розовая Ксения с дитем. — Лучше бы спели! Ни на что не годитесь!

— Погоди, — оборвал ее Миша, — Дай поговорить.

— Говорите.

Ксения стояла возле зеркала, поглядывая на свое отражение. Мы молчали.

Из бани вернулись распаренные мать с Наташкой. сели рядом пить чай. Отдав Михаилу дочку, Ксения тоже ушла мыться.

— А помнишь, Аня, — вспомнил старик, обращаясь к матери. — как он этого из района уделал._ фамилия тому была Горобец… восемь раз — и все по- разному! "Подлец… хитрец… нутрец…" — Он сипло задышал, смеясь. — Нынче таких постов нет!

Мать согласно кивала, опустив глаза в стол. Наташа, крупная, в тельняшке — память об отце, — сидела, глядя куда-то мимо всех нас в окно, на темнеющие облака. У каждого свое.

Ну, обними, ну, спроси — что с вами?! Ну, поплачь вместе с ними над бедой и неудачей!.. Нет, я сидел и даже, кажется, улыбался, поддакивая старику.

Когда вернулась Ксения, Миша, как-то подобравшись, даже слегка побледнев, сразу начал:

Глухой неведомой тайгою…

сибирской дальней стороной..

бежал бродяга с Сахалина

звериной узкою тропой…

И успокоенная, счастливая Ксения (муж по- прежнему любит ее, слушается) села рядом с ним, обняла за шею и тихо, как бы умеряя свою страсть, не сильнее мужа, подхватила:

Шумит, бушует непогода…

далек, далек бродяги путь.

укрой, тайга его глухая…

бродяга хочет отдохнуть…

Пела мать, пела и Наташка, правда, почти совсем не слышно. Шептал и старик. И только я не пел — вдруг поймал себя на ужасной мысли, что стесняюсь петь. Нет, я помнил слова, прекрасная

песня, ее любил отец, но мне показалось — неловко это: всем враз открывать рот и петь всерьез. Уже и песен стал стыдиться, не то что общих слез…

Рано на заре простился с родными — всем было пора на работу. Меня проводить к автобусу пошел Михаил, он нес рюкзак брусники — женщины насыпали и для моей семьи. "Будешь есть витамин, — пошутила Наташка, — будешь жить как Хо Ши Мин…"

И мы снова молчали с братом. Над разноцветными, по-детски раскрашенными крышами летели гуси на юг. И домашние гуси, подражая им. бегали по улицам, хлопая крыльями. И уже когда прикатил в туче пыли автобус из города, Михаил как-то смущенно пробормотал:

— Я все спросить хотел… тебя не посещают странные мысли? Ну, вот иной раз ночью думаю — сколько уж лет не был там, на месте нашей деревни… вдруг какие марсиане живут? А че, остались цельные дома… понимаю, глупость — а сплавать, проверить боюсь. Или иной раз… вдруг загляну на этот наш чердак, а там золотое перо… какие-то птицы не наши ночевали… да ведь лень по гнилой лестнице… а вдруг ночевали?.. А еще, слышал, парень какой-то без еды в пещерах заблудился, двадцать дней плутал… я все думаю — а я бы выдержал? И все мне эти пещеры снятся, света ни грамма, только вода тихонько каплет…