Яна Жемойтелите - Смотри - прилетели ласточки [litres]

Накрасив глаза, Наденька решила прогуляться до магазина, потому что в холодильнике была только вечная мерзлота и более ничего, а в животе подсасывало. Схватив авоську, она долго, выверяя каждый шаг, спускалась по лестнице, думая при этом, что ведь еще не поздно сказать, что она просто съездила к маме полить цветы. Можно дойти до магазина, купить чай, молоко и хлеб, а потом вернуться на Старую Петуховку как ни в чем не бывало и сделать вид, что ничего не случилось. Подумаешь, поссорились, всякое бывает. Обыденно и жестоко. Даже слишком жестоко, вот в чем дело. Наденьке вспомнился эпизод из детства, когда ее в магазине вдруг обвинили в краже, потому что в ее сумочке обнаружилась расческа, только что купленная в соседнем универмаге. А чек она не сохранила, и, как назло, в этом магазине продавались точно такие же расчески по девятнадцать копеек. Вызвали милицию, и слава богу, что кассирша универмага Наденьку вспомнила, сказала, что да, эта девочка сегодня купила у них расческу. И кассу проверили в магазине, и ревизия показала, что все в порядке. Правда, никто так и не извинился. И тетка, которая обвинила Наденьку в краже, только повторяла в сторону: «Ну, в жизни всякое бывает», кривя накрашенный рот и пытаясь не поднимать глаза. И вот теперь Наденька переживала примерно такое же ощущение, что ее незаслуженно обвинили в страшнейшем преступлении. Только теперь не было кассирши, которая бы за нее заступилась. Рядом вообще просто никого не было. Никого.

У подъезда Наденька встретила соседку, которая дежурно спросила: «Как мамочка?»

– Мама уехала в санаторий, – коротко ответив, Наденька постаралась поскорее слинять, дабы избежать лишних расспросов. Ей показалось, что соседка посмотрела на нее с осуждением. То ли потому, что Наденька бросила в одиночестве «старую больную мать», то ли потому, что теперь бросила мужа, как будто это было написано у Наденьки на лице.

Магазин встретил откровенно печальной витриной, которая давно никого не зазывала и никого уже не ждала. Наденька обратила внимание, что с витрины исчез плакат, на котором в небе красовался огромный ломоть сыра, а снизу на него, облизываясь, глядела ошалевшая мышь. Плакат был в витрине всегда, сколько Наденька помнила себя, однако настоящего сыра в магазине так и не появилось, а мышь повесилась, разочаровавшись и устав от бесконечного ожидания. «А я еще могу шутить», – с удивлением отметила про себя Наденька.

Купив хлеба, яиц, сметаны и огурцов, она направилась к выходу, попутно соображая, на что потратить остаток дня, и тут внезапно наткнулась на Кирюху Подойникова. Он был в рабочем комбинезоне, который его существенно преображал неожиданным образом. Вот так посмотришь и решишь, что человек-то при деле.

– Привет! – зацепив ее взглядом, Кирюха поздоровался первым.

– Привет! – Наденька слегка хохотнула, вспомнив, как сидела в шкафу. Вадиму она об этом, конечно, не стала рассказывать.

– Ты как здесь? – спросил Кирюха.

– Странный вопрос. В магазин зашла.

– А я тут экспедитором работаю, – со значением произнес Кирюха.

– Каким еще экспедитором?

– Ну, шофером с функциями грузчика.

– Это экспедитор называется? – Наденька улыбнулась.

– Да. А что, красиво ведь звучит – экспедитор. И у меня как раз рабочий день кончился. Пива хочешь? – без малейшей паузы спросил Кирюха.

– А у тебя есть?

– Есть. И вобла тоже.

– Откуда?

«Знак, дайте знак!» – Наденька молила небеса, высшие силы или кого-то еще, кто безусловно знал все наперед. Ведь не могло же быть так, чтобы ничего такого не было, а ей сейчас необходимо было зацепиться за что-то, любой гипотетический совет, потому что она так и не научилась решать сама, думать собственной головой.

– Я же в магазине работаю, – сказал Кирюха. – Пойдем, там на ящиках на заднем дворе можно хорошо посидеть.

И он провел ее во двор прямиком через магазин, через служебные помещения, заставленные ящиками с помидорами, контейнерами с молоком и сметаной, лотками с хлебом, мимо каких-то закутков и замызганных дверей, мимо доски со служебными объявлениями, над которой был натянут плакат, писанный белым по красному полотну: «Решения партии поддерживаем и одобряем!»

«Нет, это неправильно, дайте другой знак», – подумала Наденька, покорно следуя за Кирюхой во двор.

Брызнул день. Там, во дворе магазине, витал густой, душный аромат сирени, чуть уже отдававший перепрелыми гроздьями. Наденька с опаской присела на занозистый ящик для овощей, Кирюха устроился напротив нее на таком же ящике и выудил откуда-то две бутылки «Жигулевского» и огромную воблу. Пить надо было прямо из горла, и после первого же глотка, когда холодные пузырьки стали лопаться в носоглотке, отдавая горечью, голова у Наденьки слегка закружилась, и настал некий момент вечности, что ли. То есть так показалось, что вечер, отчеркнутый душной сиренью, может никогда не кончаться. Пиво ни при чем. Такие моменты случаются исключительно летом, может быть, благодаря подавленному воспоминанию о рае, в котором некогда первые люди вот так же сидели, не зная, что поделать с этой своей вечностью, и впереди у них была воистину бездна времена.