Джулиан рассмеялся и посмотрел на меня в ожидании реакции. Честно сказать, в первые пару секунд я завис в потрясении. Конкретно сейчас (в свете того, что творилось у меня в голове в эти последние дни, плюс еще ситуация с Финном и мое очевидное нежелание общаться с Сейди и Бобби, которое не менее очевидно должно было вскорости разрешиться радикальным вмешательством «старшего братика и сестренки», что, с моей стороны, неизбежно закончится монументальным излиянием чувств с потенциально-дестабилизирующими последствиями) возможность уехать на две недели в Нью-Йорк, город вечного праздника, — это был настоящий подарок судьбы. Моя жизнь, этакий урбанистически-декадентский фильмец в манере Кена Лоха, вдруг превратилась в «Волшебника страны Оз». Я вскочил с дивана и крепко обнял Джулиана, насколько это позволяли мои ослабленные конечности.
Нью-Йорк, моя девочка! Нью-Йорк! Как очень верно выразился Джулиан, то что доктор прописал. Туман вмиг рассеялся, и я почувствовал, как мои бледные впалые щеки вновь заливаются румянцем. Две недели вдали от хмурого серого Лондона, две недели вдали от тяжелых раздумий, когда надо что-то решать, а решение никак не приходит. Две недели вдали... от себя. Ну, не так чтобы совсем, но все же. Нью-Йорк — это ВЕСЕЛЬЕ. Причем анонимное. Потому что, хотя я бывал там не раз (с Джулианом, опять же), у меня в этом городе нет целой кучи хороших друзей и знакомых, а значит, не надо ни с кем встречаться, и отвечать на вопросы «Как жизнь молодая, Томми?», и производить аналогичные действия, которые меня раздражают. Я буду просто гулять по городу, знакомиться с новыми людьми, тусоваться, снимать одноразовых партнеров и перезаряжать батарейки. Когда я вернусь, я опять буду прежним собой — человеком, которому все глубоко фиолетово, который не плачет в общественном туалете и не дарит Чарли свой член и даже не беспокоится о том, как бы ему не обидеть Финна.
В последний раз я был в Нью-Йорке сразу после разрыва с Индией (напоминаю: той самой женщиной, которая оказалась совсем не той женщиной и тем самым разбила мне сердце), и та поездка меня взбодрила. Я не строил никаких планов. Каждая ночь была как неожиданное приключение. Я знакомился с людьми, замечательно общался, танцевал, пил, потреблял разные вещества, вступал в беспорядочные половые связи.
Из той прошлой поездки мне особенно запомнился последний вечер. Мы снимали одну стервозную старую тетку, известную писательницу из рьяных американских иконоборцев, в семидесятых годах издававшую книги, которые теперь смотрятся разве что безобидным мягким порно для детей среднего школьного возраста, но в свое время они потрясали основы — во всяком случае, по утверждению самой писательницы. Она ненавидела фотографироваться. То есть так она говорила. На самом деле ей нравилось, что с ней все носятся и окружают вниманием. Но как модель она была просто ни к черту. То есть она замечательно изображала остывший труп, который зачем-то втащили в студию, густо покрыли оранжевыми румянами и поместили перед объективом. Если бы не испарина у нее на лбу и над верхней тубой, я бы точно решил, что она неживая. Позировать перед камерой — не так просто, как кажется. Притворятся естественным под нацеленным на тебя объективом — это большое искусство. И большой труд. Все эти девочки-супермодели, которые становятся звездами и вдруг теряют фамилии, получают свои мегабаксы не просто так. Наоми, Кейт, Жизель, Хайди — все они вкалывают как проклятые. Разумеется, фотографу значительно легче работать с хорошей моделью. И это особенно верно в приложении к Джулиану, поскольку он безнадежный социально неприспособленный идиот и сам не умеет вести себя непосредственно и естественно, не говоря уж о том, чтобы добиться естественности от пожилой тети-писательницы в состоянии трупного окоченения. В общем, как вы, наверное, уже догадались, это были не съемки, а кошмар наяву. Радовал только мальчик-гример — симпатичный молоденький итальянец, — которому досталась неблагодарная работа убеждать эту самую писательницу, чтобы она согласилась сменить свой обычный макияж (в стиле воинствующего трансвестита) на что-нибудь более мягкое и приятное для взора, то есть, попросту говоря, на что-то такое, что не напугает маленьких детей, которые могут случайно заглянуть в воскресное приложение, для которого предназначался снимок, увидеть вот это и остаться заиками на всю жизнь. Его звали Лука, он был в черных кожаных штанах и короткой футболке, открывавшей не только неотразимую задницу, но и гладкий крепкий живот и татуировку на спине. Мы с ним разговорились в обеденный перерыв и потом откровенно заигрывали друг с другом до конца съемок. Кстати, сошлись мы на том, что оба никак не могли поверить, что эта женщина, которая описывала в своих книгах, каково женщине жить в современном мире (современном на тот момент, когда эти книги писались), в реальной жизни совсем не похожа на женщину и тем более — на женщину, которая еще хоть как-то живет.
Читать дальше