Эрик Нойч - Мир на Востоке

Наконец он захлопнул книжку, сунул ее в портфель и все-таки уставился в окно. Но лишь для того, чтобы обдумать ситуацию.

С Хёльсфартом, если быть честным, их давно уже ничто не связывало. Последний раз тот был у него на свадьбе, но это лишь сентиментальный жест, он пригласил его по старей памяти.

Ну а со Штейнхауэром их жизнь развела. Они не ссорились, не мирились, просто потеряли друг друга из виду. Вероятно, потому, что перестали нуждаться друг в друге. Как-то они теперь встретятся? Он теперь не тот, что прежде, можно сказать на сковородке посидел. Нет, прав Гераклит: в одну реку дважды нельзя войти.

Итак, Франк Люттер явно находился в кризисном состоянии. Его недовольство собой проистекало прежде всего из неудачи с диссертацией, которая никак не двигалась, ему уже несколько раз пришлось просить об отсрочке. Правда, он написал половину запланированного объема, но дальше дело не шло, хотя все ящики его стола и полки в книжном шкафу были завалены материалами, набросками, разработками.

Было ли дело в теме, с которой он не мог справиться, или он вообще начал сомневаться в том, что к журналистике возможен научный подход? Она ведь направлена на повседневность и поэтому подвержена политической конъюнктуре текущего дня.

До того как он взялся за эту диссертацию, на его пути не возникало существенных препятствий, и он поднимался к высотам науки не по крутым тропинкам, а по широкой, удобной лестнице. На последнем семестре, еще до госэкзаменов, он стал старшим ассистентом и уже сам проводил семинары по весьма молодой истории социалистической прессы, блестяще защитил диплом и был оставлен в аспирантуре.

В тот вечер после выдачи дипломов он пришел домой, едва держась на ногах, но его жена Ильза не рассердилась. Они всей группой праздновали окончание: Губерт и Карл Закритцы, Лина Бонк и другие. К сентябрю все они разлетятся в разные стороны — в редакции газет, на радио, и только Франк останется на факультете. Ильза отнеслась с пониманием, помогла ему раздеться и добраться до кровати, потому что руки-ноги его не слушались. От шума проснулся маленький Роберт и, увидав неподвижно лежащего на кровати отца, заплакал от испуга, но Ильза принялась успокаивать малыша: «Не плачь, сыночек, папа просто устал, у него голова кружится. Ты должен им гордиться. Он всех своих сокурсников обошел. Он и диссертацию защитит, и профессором станет. Вон посмотри-ка на его диплом — сплошь «отлично». Ты должен брать с него пример, тогда и ты когда-нибудь станешь таким, как он».

Разумеется, двухлетний малыш не мог понять ничего из того, что она говорила. Но какое это имело значение? Ильза ведь говорила это самой себе. Ее муж был самым лучшим, самым умным, именно о таком она всегда мечтала… Через несколько дней она заказала для диплома рамку и повесила его на стену над большим столом орехового дерева, Сюда она собиралась вешать и другие дипломы и грамоты, которые — она была уверена — еще получит Франк.

Какой же по сравнению с ним она казалась себе неудачницей. Она еще только на третьем курсе: после рождения Роберта долго болела, ей пришлось на год взять академический отпуск, и теперь вот вторая беременность, и снова очень тяжелая — слабость, тошнота, почечные колики. Но сейчас нельзя и думать об операции, она и так без конца пропускает лекции и семинары.

Франк прекрасно знал, что жена боготворит его. И это ему нравилось, он не мог представить себе жизни без ее материнской опеки, уюта, которым она его окружала. Нельзя сказать, что его привязывало к ней большое чувство, однако Ильза обеспечивала ему покой и внушала уверенность, что с ее помощью он осуществит свои далеко идущие планы.

После рождения Роберта, названного так по желанию Ильзы, которая очень любила музыку Шумана, они наконец, помыкавшись по частным квартирам, получили от университета свою собственную: три просторные комнаты с кухней и ванной — это была часть виллы какого-то промышленника, которую теперь вместе с ними занимали еще три семьи.

Так шло время. Сразу же после государственных экзаменов он поступил в аспирантуру и начал работать над диссертацией, тема которой, возможно, стилистически звучала не слишком изысканно — «Пропаганда и организация движения передовиков в социалистической печати». Франк взялся за работу с большим рвением, мечтая скоро увидеть себя «остепененным», да и Ильза его подстегивала… Однако вскоре он понял, что взялся за нелегкое дело. Он ведь не мог работать в безвоздушном пространстве, в политическом вакууме, а тут XX съезд КПСС буквально как вихрь смел все его тезисы. То, что еще вчера казалось незыблемым, сегодня было отброшено. Все мы, думал с горечью Франк, не субъект, а объект истории.