Эрик Нойч - Мир на Востоке

Назавтра, встретив соседку, Ульрика стала извиняться.

— Ничего, деточка, и мы когда-то были молодыми, — улыбнулась та.

— Я его четыре года каждый день, каждую ночь ждала.

— Понимаю, понимаю. Только будьте благоразумны. Не бросайте сразу весь хворост в костер.

Теперь Ахим до мельчайших подробностей знал, почему в тот день, придя в больницу, чтобы забрать Ульрику, обнаружил на ее койке какую-то старушку.

А ее просто похитили — приехали мать и Ингеборг, привезли чемоданчик с ее вещами, она оделась и села в машину. Сначала Ульрика думала, что это такси и они возвращаются в Бад-Золау, на виллу госпожи фон Пфуль. Обида, боль — все было позади, и даже истончившиеся волосы ее уже не огорчали. Она была еще очень слаба, сидела откинувшись, прикрыв глаза и думала о скорой встрече с Ахимом.

Забеспокоилась Ульрика только после получаса езды — за окном мелькали указатели с названиями незнакомых деревень и поселков.

Тогда матери пришлось давать объяснения. Воздух в Рудных Горах, где они теперь живут, — лучшее лекарство для отца с его астмой, они переехали после рождества.

Разумеется, отцовская болезнь была просто отговоркой. В Граубрюккене они не хотели оставаться из-за позора, который, как они считали, Ульрика навлекла на их семью.

Все равно он меня отыщет, думала Ульрика, пусть хоть на край света увозят. Напишу — и он приедет.

Деревня, куда они приехали, тянулась, как и все деревни в округе, вдоль длинной, то спускавшейся в долину, то поднимавшейся на холмы дороги-улицы, от которой ответвлялись мощенные камнем дорожки. На главной улице жила состоятельная публика. Выделялось несколько весьма солидных строений, составлявших усадьбу фабриканта щеток Килиана и по внушительности уступавших разве что церкви.

Девятнадцать лет плюс невероятная наивность — Ульрика и представить себе не могла, что ее здесь ожидает. Она совершенно не удивилась тому, что новые родственники, собравшиеся в день их приезда к ужину, оживленно беседовали с Христом и его учениками, особенно с Иоанном, словно те сидели тут же, в комнате, а пророка Илию даже пригласили к столу. Она привыкла к таким оккультным фокусам в своей семье, правда, у них все обставлялось несколько скромнее.

Дом ее дяди (так она должна была называть их благодетеля, хотя тот и приходился матери в лучшем случае троюродным братом) был трехэтажный, под крытой шифером островерхой крышей, с окнами на улицу по шесть в ряд. В саду оказался загончик, где держали молодую косулю. Ульрика ухаживала за ней, и та постепенно стала совсем ручной: брала корм — сено, репу, размятый картофель, мох, траву, которая уже показалась из-под снега, — прямо из рук. Поэтому Ульрика была очень удивлена, обнаружив однажды утром, что косуля исчезла. Неужели убежала в горы?

Это случилось на пасху, в начале апреля, когда они прожили на новом месте уже месяц. Тетя (сестра дяди), мать и Ингеборг вознамерились вместе с жителями окрестных деревень — собралось их, наверное, больше тысячи — совершить паломничество на вершину горы, которая господствовала над всей округой.

— Не понимаю, почему ты не удрала оттуда в первый же день! — не выдерживал в этом месте ее рассказа Ахим. — Ведь мы же поклялись друг другу никогда не разлучаться!

Этот дядя, как она поняла во время праздника, был главой секты, именовавшей себя «Две тысячи заоблачных братьев». Он назывался Старшим братом.

Мужчины и женщины, дети и старики, с рюкзаками, специально изготовленными для таких походов местными шорниками и по размеру значительно превосходившими обычные, двинулись в горы. Рюкзаки были набиты сухарями, крупой и — в соответствии с новыми временами — американскими консервами: провиант на случай Страшного суда, который, как они верили, должен вот-вот наступить. И тогда они — две тысячи праведников — будут спасены. (Ульрика так и не узнала, откуда взялась эта цифра — 2000.) Опустится белое, как парус, облако и унесет их на далекий остров где-нибудь в Тихом океане. На Таити, например… Там они спокойно отсидятся, пока все остальное, погрязшее в грехах человечество не будет поглощено новым потопом и отправлено в ад.

— Представляешь, купайся, сколько хочешь, в теплом море, валяйся на пляже под пальмой…

— Ты еще можешь смеяться, Рике…

— Да, но тогда мне было совсем не до смеха. Оказывается, в секте должно было быть ровно две тысячи душ, ни больше, ни меньше. Только когда кто-нибудь умирал, на освободившееся место мог быть принят новый член. Вероятно, это облако было сконструировано создателем секты по принципу летательного аппарата, поэтому-то и грузоподъемность у него была строго ограничена. Я должна была ждать, пока освободится место. Да и смотрели на меня как на прокаженную. Мне ведь пришлось сделать аборт, к тому же это был внебрачный ребенок. Носить я должна была темное платье, черные чулки. Только непорочным девам — их, в независимости от того, сколько им лет, восемнадцать или восемьдесят, называли юницами — разрешено было одеваться в белое.