Фан Фан - Пейзаж

— Почему, ну почему надо было умирать?

Тут Второй внезапно открыл глаза и отчётливо произнёс:

— Не Смерть, но Любовь! — и голова бессильно упала.

Это случилось в 1975 году на северном берегу реки Дунцзинхэ на равнине Янцзы и Ханьшуй. Уже, получается, десять лет назад.

Седьмой вспоминал, что когда впервые услышал известие о смерти Второго, то остался абсолютно равнодушен — как будто речь шла о смерти совершенно незнакомого человека, но, если подумать, Второй хотя бы какое-то время относился к нему сносно. Тогда Седьмой уже год как «переобучался» в деревне. Он попал в маленькую деревушку, затерянную в горах Дахуншань, со всех сторон окружённую густым лесом. На похороны Седьмой не поехал. А узнал о смерти брата из записки, кое-как нацарапанной Старшим. Это было первое письмо, которое Седьмой получил из дома. Отвечать он не стал.

В тот день, когда Седьмой уезжал на «переобучение», дома было тихо. Никто не заметил, как он ушёл. Когда добрался до порта, ему повстречались сестра Сяосян с каким-то чернобородым мужиком. Они шли в обнимочку прямо ему навстречу. Седьмой уже запутался, какой это по счёту кавалер сестры. Хотя недавно он вроде слышал, мать говорила отцу, что Сяосян надо бы замуж. Во-первых, ей разрешат не ехать в деревню, во-вторых, она всё равно уже беременна. Ей больше нельзя делать аборт, а то вообще останется бесплодной. Врач так и сказал матери, которая ходила вместе с Сяосян в больницу. Сяосян была точно такая же кокетка, как и мать в своё время. Единственное отличие — у Сяосян мужики постоянно менялись, а у матери всю жизнь был лишь один — отец. Увидев сестру, Седьмой поспешил скромно уступить ей дорогу, они с кавалером прошли мимо, весело хихикая, а он в одиночку продолжил путь. Сяосян как будто не видела его, даже не взглянула в его сторону. Из всех своих домашних Седьмой больше всего ненавидел трёх женщин, а Сяосян так и просто на дух не переносил. Однажды он дал себе страшную клятву — если ему выдастся шанс отомстить, он отымеет всех троих на глазах у отца. Тогда ему было пятнадцать. Дело было вот в чём: в один прекрасный день, когда он тихо дремал себе под кроватью, Пятый и Шестой привели домой какую-то девушку. Он услышал её плач, звук борьбы, потом кровать над ним начала громко скрипеть. Не понимая, что происходит, Седьмой высунул голову и увидел, что близнецы оба были без штанов. Пятый лежал на девушке, а Шестой держал её ноги раздвинутыми. Увидев макушку Седьмого, Шестой изо всех сил саданул его по затылку и заорал:

— Ты ничего не видел! Понял? Повтори!

— Я ничего не видел, — еле слышно пробормотал Седьмой и спрятался обратно.

Он лежал и прислушивался к стонам девушки, в них было такое страдание, что у него самого заныло всё тело. Только человек, который видит, как перед его глазами рушится мир, может издавать такие горестные звуки, думал он. А потом ему пришло в голову: хорошо бы те, кого он так ненавидит, — мать и сёстры — хоть раз испытали такие страдания.

Позднее Седьмой частенько смеялся над собой, вспоминая ту юношескую клятву. Сколько потом было возможностей её исполнить, но ни малейшего желания не возникло.

Так что Седьмой прибыл в горную деревушку в полном одиночестве. Место для «переобучения» он выбрал сам. Туда надо было добираться сначала на грузовике, а потом ещё час шагать по горным тропинкам. Никто не будет знать, где он.

Седьмому выпало спать на одной кровати с сыном хозяина дома. Впервые за всю свою жизнь он спал на самой настоящей кровати, как положено. Одеяло было засаленным и грязным, а подстилкой служила кукурузная и рисовая солома. Вся комната пропахла сухой травой. За домом росли три лавровых дерева. Седьмой лежал на кровати и смотрел в потолок. Над ним больше не нависало днище кровати, не раздавался скрип, когда отец и мать ворочались. Не слышалось храпа и разговоров во сне, потому что в трёх шагах не лежали рядком его братья. Сколько пространства! Наверху по потолочным балкам шумно бегали крысы. Сквозь щели в черепице просачивались бледные лучи, луна то выходила из-за облаков, то пряталась обратно, и серебряные нити легко скользили по комнате. Внезапно Седьмого объял ужас. Сын хозяина спал на другой стороне кровати мёртвым сном, не издавая ни звука. Седьмому стало чудиться, что он очутился в каком-то другом мире, вне мира человеческого. Он никогда раньше не думал о смерти, но в ту ночь размышлял о ней без конца. А вдруг он уже умер, просто не знает об этом? Быть может, его погребли здесь и сказали, что это «деревушка», а на самом деле он уже в потустороннем мире? День за днём он думал только об этом. Седьмой пытался отыскать среди окружающих парней младшего брата — то есть меня. Наверняка братик где-то здесь, в толпе, думал он, просто так давно не виделись, что не можем узнать друг друга. Седьмой был рад: ведь он понял то, что ускользнуло от остальных. Все вокруг — души умерших, пришедшие сюда раньше, чем он. И они даже не подозревают, что умерли. Седьмой гордился собой, ведь он смог догадаться, что находится в загробном мире, да и живётся тут хорошо. Стоит взглянуть, как все вокруг легко снуют туда-сюда, сразу поймёшь, что мир-то нездешний.