АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

— Немного сильнее воспалилось.

Я откладываю в сторону использованный бинт, доставая баночку бепантена на стол. Эдвард мрачнеет, когда видит его.

Как можно нежнее, стараясь не причинять боли, я двумя пальцами размазываю маслянистую консистенцию по поверхности его пострадавшей кожи. В отличии от вечерней процедуры подобного рода, когда даже не замечал этих касаний, сейчас мужчина более восприимчив к ним. Мои попытки делать все аккуратно не имеют успеха — ему, так или иначе, неприятно.

— Прости, пожалуйста, — когда он вздрагивает, едва не выдернув руку из-под моих пальцев, я сожалеюще глажу его по плечу, — потерпи. Осталось чуть-чуть.

— Это из-за приступа…

— Воспаление?

— Нет, — Эдвард приглушенно стонет, едва мой палец оказывается на вздувшейся поверхности его ранки, первой из трех, — нетерпимость к боли.

— Ты просто устал, — перехожу ко второй, добавив немного мази на основное поле действия.

— Возможно. Но за это ты должна меня извинить.

Я поднимаю глаза на него, сонно улыбнувшись. Как раз после того, как с осторожностью покрываю целительной смесью третью ранку. Влажную, с поблескивающим мясом.

— Я ни на что не обижаюсь. Просто в следующий раз, когда тебе что-то нужно, разбуди меня.

Эдвард выглядит смущенным. На его щеках мне виден румянец.

— Это не боль, Белла, понимаешь? — он горько усмехается, — вот в чем парадокс. По сравнению с приступом…

Он же не думает, что заслуживает худшего, правда? Не надо!

— И все равно. Я итак высплюсь. Пожалуйста.

К моим отрывистым, ясным фразам муж относится позитивно. По крайней мере, какая-то часть затравленности с его лица пропадает. Вместе с тем самым пресловутым румянцем.

— Ладно…

Я заново забинтовываю его ладонь, на этот раз тщательно проверив чтобы повязка не только не жала, но и не сползала. Приток воздуха сведет на нет все старания справиться с болью.

— Твои таблетки разрешено мешать с ибупрофеном?

Эдвард здоровой рукой устало ерошит свои волосы, клюя носом к гранитной поверхности стойки.

— С чем угодно, кроме алкоголя, Белла.

Ну конечно.

Мне остается только кивнуть.

Я наливаю Эдварду воды в свою кружку, оказавшуюся ближе всего, и выдавливаю на ладонь таблетку, способную помощь ему заснуть. Превратив это почти в рефлекс, он тут же выпивает данное мной, не задумавшись и на секунду.

Так больно?..

— Пойдем в постель, — я призывно глажу его по плечу, разворачиваясь к спальне, — оно подействует очень быстро. Руке уже легче?

Уголок его рта дергается вверх.

— Прохладно.

— Так и надо, — я даже не думаю о том, чтобы убрать со стола и вернуть лекарства на исходное место. Для этого будет полно времени утром. — А вот ты, похоже, горишь.

Его лицо пусть и бледное, но подкрашено красным. Это не совсем здоровый румянец, тем более на лбу также выступают небольшие пятна.

— Обещаю не перегорать, — попытавшись рассмешить меня, усмехается муж. С натянутой, хмурой улыбкой.

То же он обещал на выходных в парке. И едва-едва сдержал слово.

— Не сомневаюсь, — вторю ему, перехватив здоровую ладонь и увлекая за собой на лестницу, — прежде всего тебе нужно выспаться, а потом поговорим. Все будет в порядке.

Эдвард не спорит. Он сегодня вообще не настроен спорить, он устал, ему больно и кровать, похоже, предел мечтаний. Правда, с обязательным условием — я.

— Если повернешься спиной, запах не будет таким сильным, — оправдывается он, почему-то подумав, что собираюсь спать на противоположной от него стороне постели. Кровать большая и, при таком условии, мы бы даже не чувствовали друг друга.

Он даже порывается ополоснуться в душе, но вовремя оценивает свои шансы. Ноль.

— К черту запах, — честно, но мягко к его беспокойству отвечаю я. Поворачиваюсь к нему лицом, пристроившись у груди, и обнимаю обеими руками. Приникнув к теплой шее, чувствую себя счастливой, защищенной и полной. Какой уж тут аромат перегара…

Эдвард посмеивается моему заверению, уложив одну руку за мою спину, а вторую — на пояс. Придерживает рядом, накрыв одеялом до самых плеч.

— Спасибо за преданность, рыбка.

Я закатываю глаза.

— И тебе тоже. Спокойной ночи.

— Скорее утра…

— Тем более, — я легонько целую кусочек обнаженной кожи у его ключицы, — утра вечера мудренее…

Он замолкает и, мне кажется, отправляется к Морфею, отрешившись и от боли, и от дневных проблем.

Но последним, что я слышу, прежде чем самой заснуть, является смешок Эдварда. Тихий.