– Собираются убрать Сталина, – сказала она. – Я шла мимо площади, ее огородили.
– Без динамита им не обойтись.
– Они свалят его цепями.
Она убрала еду, села за кухонный стол позади него и закурила.
– Сталин слишком большой, – возразил он. – Придется его взрывать.
– Слишком много еще сталинистов. Я думаю, они свалят его цепями, когда стемнеет, и куда-нибудь оттащат. Так что никто не узнает, а потом будет уже поздно.
– И так уже все знают. Площадь огорожена. Потуши, пожалуйста, сигарету.
– Я в последние дни курю гораздо меньше.
– Ребенку это вредно. Нет, нет и нет, – сказал он.
– Я уже не так много курю, Алик.
– Ты прячешь их повсюду. Я нахожу сигареты в каждом углу. Ребенку это очень вредно.
– Я курю все меньше и меньше. Сегодня всего вторую. Что насчет виз?
– Я ходил повсюду. Министерства, ведомства, все обежал. Это безнадежные люди, Марина. Они читают мою почту, так что я в письмах жалуюсь брату на их безнадежную бюрократию.
– Ты пишешь и ему, и им. Два письма по цене одного.
– Экономим целое состояние, – сказал он.
– А где, собственно, находится Техас?
Он вымыл кофейник в чуть теплой воде.
– Это там, где живет генерал Уокер. Глава всех ультраправых экстремистских группировок в Америке. Уокер сегодня на первых страницах газет. «Генерал Уокер претендует на роль фюрера». Он ушел в отставку из армии, чтобы военные не мешали ему возглавить правый переворот.
– Мне уже пора учить английский?
– Потом, когда мы туда приедем.
Эти дни и ночи стали для него откровением. Он оказался домоседом, жил счастливо в своей квартире, мыл посуду, болтал с женой про обои. Это было чудесное открытие. У него появилась возможность избежать верного краха. Такой безопасной казалась жизнь в этих маленьких комнатах, и Марина рядом, с ней можно говорить, к ней можно прикасаться, благодаря ей Россия перестает быть такой огромной и загадочной. Гнев утихал, когда он сидел под торшером и читал, читал о политике и экономике, а рядом жена в свободном платье, беременная, и над рекой горят фонари.
Этой ночью во сне они услышали громыхание. Два, три, четыре гулких удара, будто некая небесная сила, раздались в ночи. Он лежал тихо, с открытыми глазами, ожидая, что она заговорит, дословно зная, о чем она спросит.
– Что это, Алик? Гром?
Он услышал последний неторопливый раскат.
– Они взрывают статую вашего вождя.
Тишкевич, заведующий отделом кадров, сказал гражданину Освальду, что его работа регулировщика признана неудовлетворительной. Он не проявляет инициативы. Чересчур болезненно реагирует на полезные замечания бригадира. Работает небрежно.
Он сказал, что пишет рапорт. Он сообщит обо всем наверх и добавит, что гражданин Освальд не принимает участия в общественной жизни цеха.
Ни намека на Алика. Ни слова. Будто ему и дела нет до того, жив Освальд или мертв.
Мать разыскала его. В письме она сообщила, что его уволили из морской пехоты с лишением прав и привилегий.
Он попытался выяснить у брата, будет ли правительство его преследовать.
Он написал в посольство США с просьбой о предоставлении кредита, чтобы он с семьей мог добраться до Америки.
Он написал матери, чтобы она оформила нотариально заверенное приглашение для Марины.
Он написал сенатору Техаса Джону Тауэру и в Международный комитет спасения.
Весь этот процесс оформления документации, бесконечный бюрократический лабиринт, бумажки в трех экземплярах, расшифровка и заполнение бланков – мучительный труд для него.
Он писал Джону Б. Конналли-младшему, поскольку думал, что Конналли – министр ВМС. На самом деле тот был губернатором Техаса.
Вошла Марина с книжкой доктора Спока, которую подруга прислала из Англии. Она уселась рядом, и он стал переводить фрагменты книги на русский. Она сказала, что рождение ребенка – женская тайна, подобная тому, что происходит на дне океана, во мраке, в безмятежных водах, загадка, которую никто не может разрешить, даже если мы знаем всю биологическую подоплеку.
Доктор Спок писал: «Не бойтесь своего ребенка. Ваш ребенок родился, чтобы стать разумным и дружелюбным человеком».
Марина смотрела на него, пока он переводил эти строки. Казалось, она впервые задается вопросом: что за страна эта Америка?
Он снова вернулся к письму. Можно ли сообщить министру ВМС, что он – ложный дезертир? Он хотел возместить ущерб, причиненный ему и его семье. Он знал свои права. Он хотел, чтобы его позорное увольнение пересмотрели. Но как он сообщит министру ВМС, что заслан военно-морской разведкой, чтобы жить в СССР простым рабочим, наблюдать систему, фотографировать стратегические объекты и заносить в блокнот детали повседневной жизни, если его почту проверяют?
Читать дальше