Дон Делилло - Весы

– Свет!

Через пятнадцать секунд свет в зале погас, и кино продолжилось.

Люди довольно затихли. Уэйн ощутил их удовлетворение, что кино показывают снова. И не только это прокрутят до конца. Впереди еще второе, под названием «Война – это ад». [27]

Заключенный стоял в тюремном лифте, куда обычных людей не пускали. Четыре детектива втиснулись к крепким поджарым мужчинам в темных костюмах и галстуках, высоких ковбойских шляпах и с непроницаемыми лицами.

В коридорах вибрировала толпа беспокойных журналистов. Они ждали, когда заключенный спустится в комнату для допросов, на третий этаж здания полиции и суда. На тележках стояли телекамеры, на подоконниках висели провода, тянулись через кабинеты заместителей. Никто не проверял удостоверений личности. Репортеры занимали телефон и ходили в туалет вслед за полицейскими. По коридорам бродили неизвестные люди, обвиняемые из других отделов, свидетели других преступлений, туристы, пьяницы в рваных рубашках, кто-то бормотал себе под нос. Шумный сброд, путаница. Носились всяческие слухи. За информацией явились диск-жокеи, настороженно поглядывая и дергаясь. Какой-то репортер писал заметку в блокноте, прислонив его к спине начальника полиции.

Все принялись скандировать:

– Покажите нам его! Приведите к нам его!

Прошло несколько часов. Вдоль стен пустые лица. Люди в ожидании скорчились у лифтов. Все ощущали незавершенность, провалы, пустоты, незанятые места, обезлюдевшие вестибюли, нарушенные связи, темные города, оборванные жизни. Люди изголодались по новостям. Только новости могли восполнить их, восстановить ощущения. Три сотни репортеров в замкнутом пространстве, все жаждут получить весть. Весть – волшебное желание. Весть от кого угодно. С вестью можно разлиновать мир, мгновенно сотворить поверхность, которую увидят и потрогают сразу все люди. Телефонные звонки, едва не скандалы, затуманенные глаза, ощущение смерти, страшное горе. Жив ли Конналли? Цел ли Джонсон? Приведено ли в полную готовность стратегическое авиационное командование? Все начали чувствовать, что изолированы внутри этой старой муниципальной глыбы серого техасского гранита. Они слышали собственные репортажи по радио и переносным телевизорам. Но что им известно на самом деле? Новости совсем в других местах, в больнице «Паркленд», на «Борту номер один», на пятом этаже в голове заключенного.

Кто-то сказал, что его ведут. Группы зашевелились, будто рассерженные пчелы. Затем началась непременная давка, борьба за позицию. Когда он появился в дверях лифта, худощавый парень в наручниках, с распухшим глазом, небритый, все немного ополоумели. Припавшие к лифту журналисты подались назад, выставили микрофоны, все кричали, пытались добраться до него. По коридору прокатился вопль, волна энтузиазма. Кинокамеры гуляли над головами сопровождающих. Тем пришлось оттолкнуть несколько рук и протащить его к двери комнаты для допросов. Один глаз подбит, на другом веке царапина, рубашка болтается. Похож на парня, который вышел на улицу покурить. Но на лице вызов и упрямство. Мелькали вспышки. Телевизионные софиты припекали головы. Репортеры рвались вперед и вопили. В давке вокруг арестованного невозможно было вздохнуть. Все смотрели на него. Все кричали:

– Почему вы убили президента?

– Почему вы убили президента?

Он сообщил, что ему отказали в праве принять душ. Отказали в основном праве соблюдать гигиену. Охрана протащила его к двери кабинета.

Допросили, обвинили, выставили на опознание. Каждый раз, выходя из лифта, он чувствовал накал в коридорной толпе, влажный воздух вибрировал. Убийца, убийца.

В камере он обдумывал, как все обыграть. Это можно сделать по-разному. Все зависит от того, что им известно.

Он сидел в средней камере особо охраняемого блока в тюремном отделении. Камеры по обеим сторонам пустовали. В запертом коридоре стояли два охранника и непрерывно наблюдали.

Каждый раз приводя его в камеру, они заставляли раздеваться. Сидел он в одном нижнем белье. Боялись, что он может навредить себе с помощью одежды.

Койка, щербатая раковина, наклонная дыра в полу. Не унитаз. Приходилось все делать в дыру.

Они осмотрели его задницу. Пришли двое из ФБР, сбрили немного волос на гениталиях и тщательно упаковали в пластиковые пакетики.

Революция должна быть школой освобожденной мысли.

В комнате для допросов сидела полиция Далласа, Секретная служба, ФБР, техасские рейнджеры, местные шерифы, почтовые инспекторы, судебный исполнитель. Ни записывающих устройств, ни стенографиста.