Что же сделать для Фиделя, чтобы ему разрешили счастливо жить на маленькой Кубе?
Ли сидел за рулем микроавтобуса Рут Пэйн. Ветер гонял пыль по гравию большой автостоянки. Было воскресенье, и стоянка оказалась пуста.
Рут Пэйн была высокой стройной женщиной лет за тридцать, с длинным подбородком, волнистыми кукольными волосами и в библиотекарских очках. Она повернулась на сиденье, поглядев назад.
– Помедленнее, помедленнее, – сказала она. – Давай очень медленно.
Он проехал задним ходом тридцать ярдов и притормозил, но резковато, и обоих тряхнуло. Они сидели и смотрели на стоянку, обдуваемую ветром.
– Ты сказала ему, где я живу?
– Я не знаю, где ты живешь, – ответил она. – Только когда он спросил, я вспомнила, что не знаю. Марина и та не знает. Отключай задний ход, сделаем несколько поворотов.
– А он не говорил, как отыскал тебя? Откуда узнал, что Марина живет с тобой?
– Он мне показался разумным человеком. Вряд ли у тебя из-за него будут неприятности на работе. Он обещал, что ничего не сделает, и я ему верю.
– Он знает, где я работаю?
– Я рассказала. А что я могла сделать? Они же из правительства, Ли.
Он смотрел через ветровое стекло.
– Отключай задний ход. Трогай к той мусорке и объезжай ее слева.
Теперь Ли вспомнил. На почте в Новом Орлеане он оставлял адрес для пересылки, перед тем, как ехать в Мехико. Адрес Рут Пэйн. Но зачем его ищут? Потому что знают – он ходил в советское и кубинское посольства. Его снимали на камеру. Его голос записан. Как это называется – «электронная слежка»?
– Не дави так на газ, – посоветовала Рут.
Вокруг мусорки был прикреплен плакат. «Ватикан – шлюха Апокалипсиса». Он аккуратно повернул и поехал прямо.
– Он спрашивал, не приходил и не звонил ли кто-нибудь. Я ответила, что в доме Пэйнов твоя социальная активность ограничивается набором номера по телефону, чтобы узнать, который час. Он сказал: да, смешно.
Если его нашли феды, то и Гай Банистер может найти. Все, что известно федам, может разузнать и Банистер. Ветер распотрошил воскресную газету, и мимо пролетали отдельные листы. Он затормозил и уставился в ветровое стекло.
– Давай-ка еще разок задним ходом, – мягко сказала Рут.
В «Утренних новостях» он видел что-то о поездке Дж. Ф.К. в Даллас. Будет обед в его честь. 21 или 22 ноября. Он пробежал глазами статью. Едва скользнул взглядом по поверхности слов. Стоял ясный прохладный день. Он увидел, как с дорожки медленно съезжает тележка для покупок.
Когда человек из ФБР пришел во второй раз, Марина выскользнула из дома. Она ходила вокруг машины, пытаясь понять, что это за марка. Ей не удалось прочесть выпуклые металлические буквы, но она запомнила номер, как велел Ли, и, вернувшись домой, записала его на клочке бумаги. Одной цифрой ошиблась.
На машинке Рут Пэйн Ли напечатал письмо в советское посольство в Вашингтоне. Пришлось перепечатывать несколько раз, и с конвертом тоже оказалось непросто – он перепутал адрес отправителя и получателя, пропустил цифры и целые слова. Но зато вышло солидно – четкие убедительные фразы, от руки бы так никогда не получилось. Он жаловался на пресловутое ФБР. Между строк постарался дать понять, что его знает КГБ. Спрашивал насчет въездных виз и объявил о рождении дочери. Пожаловался на кубинцев в Мехико.
Затем сочинил записку для федерала, который приходил, в обеденный перерыв отнес ее в местную контору ФБР, оставил дежурному и ушел. Он понял, что агента зовут Харда, и на конверте написал только это имя. Ни подписи, ни даты не оставил. В записке говорилось следующее: ему надоело, что ФБР не дает покоя его жене, и если это не прекратится, он предпримет меры. А еще – что он причислен к Новоорлеанскому отделу ФБР, у него есть официальный код, и это могут подтвердить.
По выходным Рут учила его парковаться.
Снова начались кровотечения из носа.
Он играл с малышкой Рэчел, у которой были ямочки, как и у папы. Несколько месяцев назад Дэвид Ферри говорил, что ямочки характерны для Весов.
У Николаса Брэнча есть звукозапись, сделанная в Майами за девять дней до того, как президент должен был туда прибыть. Беседу тайно записал некий Уильям Сомерсетт, информатор из полиции. Говорит он с Джозефом Э. Милтиром, членом Конгресса свободы и Совета белых граждан Атланты.
СОМЕРСЕТТ: Думаю, Кеннеди приедет где-то восемнадцатого, произнести речь.
МИЛТИР: Даю голову на отрез, он много скажет о кубинцах. Здесь их предостаточно.
Читать дальше