Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

Как хранили, спрашиваете, почему яйца не тухли?

Мы их выдували. Проткнешь иголкой и осторожненько дуешь. Главное, не раздавить. Сложности возникали, когда найдешь редкое яйцо, а оно насижено, птенчик начал образовываться. Тогда уже медицинская операция требовалась, нечто типа аборта, меня на такие подвиги не хватало, больно уж противная процедура. Зато Крапивник был мастак. Расправлялся не слабее Филиппа Григорьевича, но требовал, чтобы приносили по две штуки, одно себе оставлял, за работу, потом нанизывал их на нитку – и на что-нибудь выменивал.

И вот сбежали мы как-то с уроков и отправились в лес. Был у нас шалаш на берегу ручья, там обычно и кучковались. Толпою бродить по лесу неинтересно. Каждый пошел по своим тропам, а встретиться договорились возле шалаша.

Лес ближний, вдоль и поперек исхоженный, найти в нем что-нибудь для коллекции трудно, и все равно надеешься – авось лешачок веселый возьмет да и подбросит подарочек. Но лешак был не в настроении и напустил на меня дроздов.

Помните песенку «Вы слыхали, как поют дрозды?» Там еще и про полевых дроздов намекалось. Я честно признаюсь, что ни разу полевых дроздов не встречал и, как лесные поют, тоже не слышал. Знаю, конечно, что в природе существует певчий дрозд, но как-то разминулся с ним. Зато наслушался, как орут нормальные дрозды.

Иду, значит, к шалашу, мечтаю о гнезде какой-нибудь иволги, и вдруг в метре от меня с диким треском срывается птица. Я даже вздрогнул. Потом увидел, что взлетела обыкновенная дроздиха. Гнездо рядышком было на пеньке с выгнившей сердцевиной. Добротный домик из травы и глины типа саманной хаты, и внутри аккуратненько на желтой травке в два ряда лежат шесть зеленых яичек с мелкими крапинками. Глупая птица, зачем было пугаться самой и меня пугать? Я бы мимо прошел и не заметил. Так нет же – разбудила нездоровое любопытство. Решил посмотреть, потому что иногда среди нормальной кладки встречаются забавные уродины, один раз в грачином гнезде нашел яйцо, похожее на лампочку. Рассматриваю гнездо, и вдруг воздух чем-то немузыкальным заполнился. Оглядываюсь, а эта психованная пичуга с криком несется прямо на меня, словно протаранить хочет. Я даже не понял, кто из нас уворачивался от столкновения. Стою ошарашенный, а она сделала вираж и на второй заход пошла. И опять еле разминулись, ушами воздух от ее крыльев почувствовал. Мчится прямо на человека, да еще и кричит при этом как припадочная. Луговки, например, если возле гнезда проходишь, тоже от крика надрываются, но они плачут и упрашивают, чтобы пожалели. А дроздиха не клянчила, она гнала, требовала убраться, пока хуже не стало. На крик соседки слетелись и уже всем базаром ударили по нервам и барабанным перепонкам, казалось, что в лесу исчезли все звуки, остался только этот сумасшедший гвалт. Отогнали любопытного. И уже для пущей убедительности полоснули вдоль спины пулеметной очередью помета. А кто виноват? Мы же и виноваты. Довели.

И я, конечно, причастен, но я брал единственное яйцо, чтобы птица гнездо не бросила и потом не мучилась по осени с запоздалым выводком. Пусть не всегда, но все-таки думал, как безболезненней разойтись. А Крапивник одно брал для проверки, тюкал о ствол березы и смотрел – нет ли зародыша. И если не было – выгребал подчистую. А потом их пил.

Облаяли меня дрозды, обгадили и погнали подальше от своего дома. Бежал, как швед из-под Полтавы, и за этот позор решил поквитаться с Крапивником, потому как считал, что за его жадность отдуваюсь. Для мести своей прихватил яйцо из дроздиного гнезда. Опустил его в лужу, смотрю – плавает, значит, насиженное, и хорошо насиженное – половина над водой торчит. Такое мне и требовалось.

Подошел к шалашу. Ребята уже костер развели. Рядом с Крапивником лежала кепка, и в ней больше десятка дроздиных яиц. А сам он развалился под деревом и перед трапезой пел свою любимую песенку о том, что яйца чем мельче, тем вкуснее, куриные лучше гусиных, голубиные лучше куриных, дроздиные лучше голубиных, воробьиные самые вкусные, но слишком уж крохотные. И еще он утверждал, что Петр Первый любил суп из воробьев. Где он такую ерунду услышал – не знаю, он уверял, что читал в старинной книге. Врал, наверное, ему и современные-то лень читать.

Пока он балаболил, я незаметно подложил в кепку насиженный сюрприз и для отвода глаз занялся дровами. Ломаю сушняк, а сам посматриваю, жду, когда он к еде приступит, жалею, что ребят не предупредил, хором смеяться всегда веселее. И вот наконец-то он наговорился, достал из кармана коробок с солью и придвинул к себе кепку. Ловко у него получалось: обмакнет палец в соль, лизнет и яйцом запивает, потом снова обмакнет. Не спеша. Со вкусом. Я настороже, еле смех удерживаю – одно, другое, пятое… и все спокойно – аж вспотел, ожидаючи. Начал думать, что он проглотил птенца и не заметил. Хотел уже сказать про сюрприз. Потом гляжу – блаженная мордализация Крапивника вытянулась, глаза налились слезами. Вот оно – маслян ком, и прошел кувырком, да что-то отрыгается. Вскочил наш лакомка, начал отплевываться, потом свалился на землю, и его стало рвать. Да так страшно, что у меня самого тошнота подступила.