Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

А она:

– Не можешь или боишься?

Знает, на какую мозоль надавить. Профессиональную честь, можно сказать, задела. Пришлось нарушать законы. А бабка во вкус вошла. Давай, мол, квитанцию в гостинице не по семьдесят копеек выпишем, а по рублю с полтиной, как будто ты в люксе жил. При этом разницу не для меня планирует, но успокаивает, что все печати и подписи будут правильными, у нее, дескать, в гостинице надежный человек имеется. Я еще в первый день догадался, что дежурная не случайный адресок посоветовала. Но отказаться от предложения хозяйки было как-то неудобно, хотя мне кроме лишних затрат и лишняя головная боль предлагалась. Бухгалтерша в нашем тресте – баба въедливая, обязательно поинтересуется, с какой это стати я на люкс губищи раскатал и как меня в него пустили. Я озадачен, она спокойна. Пытливо заглядывает в мою физиономию. Промямлил, что в конце командировки видно будет. Она вроде как и не настаивает. Уверена, что никуда не денусь.

Живем дальше. По утрам расчищаю снег у крыльца. По вечерам ужинаю глазунью с оранжевыми желтками.

Спрашиваете, почему с оранжевыми?

Потому, что желтые желтки у инкубаторных яиц, а у домашних – оранжевые.

Топчемся потихоньку – и вдруг телеграмма – буду такого-то встречайте Маргарита тчк – дочка объявилась. Мамаша захлопотала. В магазине чекушку купила и у знакомых свиную голову. Праздник, значит, надо студень варить. Тесто для пирогов поставила. Назначенный день прошел, а гостьи нет. Пирогами меня угощает, радуется, что студень не сварила.

И на другой день Маргарита не появилась. Мать в окошко поглядывает, но вижу, что без особой надежды, привыкла к легким обещаниям. Три дня прошло, хозяйка собралась в магазин чекушку сдавать. Жалко бабку стало.

– Зачем, – говорю, – мучиться, давайте я возьму и деньги вам отдам.

– Нет, – говорит, – не хватало, чтобы Люська продавщица подумала, что я пьяница какая-то.

Подсказывал, чтобы на меня сослалась, дескать, постоялец выпросил. Не послушалась. Пошла в магазин, но не сдала. То ли не приняли, то ли сама передумала. Отдал ей деньги, а чекушку в сумку бросил, думаю – пусть лежит на всякий случай, не прокиснет поди.

Не прокисла. Маргарита приехала.

Меня в доме не было, трудился, так что поцелуи, объятья, слезы и упреки наблюдать не пришлось. Повезло. Они даже и наговориться успели. Застал их за подготовкой к праздничному ужину. Сбереженная для дорогой гостьи свиная голова лежала на чурбаке.

Дочка кивнула на нее и не без игривости высказала:

– Ждем прихода мужчины, чтобы разделал. И, пожалуйста, с языком поаккуратнее, я его отдельно приготовлю. Пальчики оближите… и не только свои. – И засмеялась.

Смех вроде как с намеком, обещающий. А голос глубокий, с хрипотцой, таким голосом цыганские романсы петь. Да и сама на цыганку похожа. Глазищи чернущие. Красная кофта с черными цветами на голое тело надета. Плечом поведет или всего лишь засмеется, а под цветами живое волнение. Так и тянет дотронуться.

Бывают женщины, глядя на которых видно, что жизнь изрядно успела потрепать, но потрепанность эта не только не смазывает их красоту, а придает ей какую-то особую температуру.

Я принялся разделывать голову, она рядом стоит, следит, чтобы язык не повредил и внимательно смотрит, как топориком орудую. Прямо не отрывается. Чувствую цепкий взгляд, поворачиваю голову, собираюсь спросить, может, что-то не так.

Она успокаивает:

– Люблю, когда мужчина умело обращается с инструментом.

Нас, дураков, только похвали. Язык я добыл аккуратно, а свой палец чуть ли не оттяпал.

Пока с головой возились, мамаша стол накрыла, кивает на мою каморку – тащи, мол, чекушку-то.

Когда армянское радио спросили: «Что такое ни то, ни се?», они ответили: «чекушка на троих». Но у нас, видимо, особый случай выдался. Выпили и захмелели. Бабка с непривычки, дочка – с устатку, а я, наверное, от волнения. Постояли бы вы рядом с такой женщиной, посмотрел бы я на вашу трезвость.

Перед последним тостом Маргарита проговорилась, что вторая неделя началась, как на свободу вышла. Мать зыркнула на нее, а дочка только отмахнулась: чего, мол, парню мозги пудрить – от тюрьмы да от сумы никто не застрахован. Мамаша не согласилась и поспешила объяснить, что срок случился за растрату: кладовщица махинации проворачивала, а отдуваться за ее грехи простодырой дурочке досталось. На простодырую дочка никак не походила, но обижаться на оскорбление не стала. И я сделал вид, что поверил. Чтобы замять неловкость, спешно разлили остатки водки и закусили солеными груздями.