Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

Человек пять нас, пустобрехов, собралось. Заночевали у знакомого. Кстати, бывшего пациента нашего доктора. Благодарный хозяин покидал на пол запас шуб для тепла и мягкости, расстелили спальники, выпили немножко – и на боковую. Рано утром катером обещали на речку забросить. Только начали засыпать, и вдруг кошка замяукала. Сначала робко, потом все настырнее и громче. Там лаз в подпол был, а мы его своим барахлом завалили. От мяуканья проснулись все, но каждый спящим притворялся, кому охота вылезать из нагретого спальника?

Пять минут проходит, десять… кошка надрывается, мы посапываем. Каждый понимает, что вредное животное не отступится, но надеется на чужую совесть или слабые нервы товарища. И вдруг после очередной кошачьей арии слышится участливый голос доктора:

– Бедная кисонька, где же твоя дырка…

Дружно притворялись спящими, а хохотали еще дружнее. Перепуганное домашнее животное от такого взрыва до утра онемело. А сердобольному доктору до конца рыбалки пришлось объяснять – какую дырку он имел в виду. Чем больше оправдываешься, тем чаще допекают. И старые друзья в такой травле безжалостнее новых.

Короче, доктор – самый настоящий.

Анатолий Степанович отыскал меня на работе и, не тратя времени на объяснения, потащил на улицу к такси. Приезжаем в больницу. Гамлет на операции. Сидим ждем. Пусть и не под дождем, а все равно неуютно. Операция кончилась, еще какое-то неотложное дело нашлось. Договорились, что он приедет вечером. Мы уже к остановке подходили, вдруг Анатолий Степанович разворачивается и говорит:

– Сбегай, пожалуйста, к нему и предупреди, чтобы не забыл прихватить белый халат, теща не доверяет людям, когда они без формы.

Пришлось возвращаться и объяснять тонкости семейных отношений.

Вечером, точно к назначенному времени привожу доктора. Анатолий Степанович торжественно представляет его теще. Кандидатом медицинских наук величает, а тот еще и первой страницы в диссертации не успел написать. Потом он ее, кстати, защитит, но десять лет спустя. А там… засмущался немного, однако не подводить же товарища.

Солидный личный доктор и зятю солидности прибавляет. Пока Гамлет ребенка осматривал, Анатолий Степанович стол накрывал. Тоже по высшему разряду: армянский коньячок, икра из ресторана и даже ананас… Опять же, чтобы авторитет доктора поднять, но свой, пожалуй, в первую очередь.

Хвороба оказалась несерьезной. Гамлет обстоятельно растолковал и мамаше, и бабушке, что полезно для ребенка, что вредно, и с чистой совестью пошел мыть руки. Успокоенные женщины в порыве благодарности стали уговаривать остаться у них ночевать.

Сели за стол. Выпили за здоровье малыша, и женщины откочевали к дитю и телевизору. Один коньяк – на столе, второй – в ящике под ванной. Рокировка в длинную сторону – и застолье продолжается. Не жалей тещиного добра, колупай масло шилом. Анатолий Степанович дома, ему торопиться некуда, а нам, холостым, и подавно. Стоит ли объяснять, что засиделись за разговорами?

А утром, пока мой друг трясся на перекладных до своей больницы, благодарная бабушка позвонила туда по телефону и доложила, что он пьянствовал всю ночь, а заодно и поинтересовалась, действительно ли молодой доктор является кандидатом медицинских наук. Парню повезло, что трубку снял хороший человек, он и тещу успокоил, и по начальству сплетню не понес, а то бы… Да что там говорить.

Потом, лет через пять, если не больше, встретился случайно с женой Анатолия Степановича на улице. Я как раз из Бирюсинска приехал. Ну и поделился впечатлениями. А она:

– Не тот ли Бирюсинск, который раньше Суетихой назывался?

Все правильно, тот самый, бывшие сплошные лагеря.

– Я там родилась, – говорит. – Отец там главным бухгалтером работал.

А я, дурак, не мог понять, откуда произрастает тещина бдительность.

Был у тещи, да рад утекши. Еще бы не радоваться. Я вообще не понимал его долготерпения. Перед друзьями позорила, чемодан с барахлом на порог выставляла… О мелких притеснениях он не распространялся, но догадаться нетрудно. Нет, я бы такого не выдержал, хлопнул бы дверью – и вспоминайте, драгоценные, куда реки текут. Не узнавал я Анатолия Степановича, не такой был человек, чтобы ради сытых завтраков унижения терпеть. Однако терпел. Оно, конечно, когда с морозца да в тепло, всегда в сон клонит, воля к жизни притупляется. Но и на перине долго не проспишь, если одеяло чересчур колючее.