Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

И тогда я придумал: наполнить обе фляги рыбой, оставить незакрытыми на берегу, а самим отойти. Миша учует запах, спустится к реке, и, пока он кушает, мы подкрадемся к мотоциклу.

Хорошо придумал, но ничего из этого не получилось. Не соизволил он спуститься. Успел привыкнуть, чтобы ему с доставкой. А может быть, разгадал нашу хитрость? Но нам-то какая разница. Сидим, как немцы под Сталинградом. И напрямик дороги нет, и по кривой не объедешь.

Оставалось плыть.

А речка до самого устья по горам да по тайге. Ни тропы, ни избушки. Только вороны с коршунами кружат.

Выехали из дома в воскресенье, а вернулись аж к пятнице. По четыре прогула на работе схлопотали.

А позора сколько!

Потом, когда в субботу собрали толпу и поехали с медведем рассчитываться, никого там не встретили. Да еще ливень некстати прогулялся – даже следов не осталось – целехонький мотоцикл на месте, пустые фляги на берегу – никаких признаков зверского обращения. Мужики хохочут – не почудилось ли нам. Им бы такое чудо повстречать. Я бы с удовольствием на них посмотрел.

Вернулись в поселок. Все разговоры о нашем медведе. На улицу выйти боязно. Каждый второй остряка из себя корчит. И вдруг дедок один подходит и спрашивает: «Значит, говоришь, седой вихор над левым глазом?»

А я ему – отстань, мол, дед, и без тебя тошно.

И тут он рассказал, что в Гражданскую войну служил вместе с ним в пpодотряде один немой, здоровенный мужичина, волосней весь заросший не хуже медведя и, самое примечательное, с белым вихром над левым глазом. Люто служил. Не будь немтырем – в большие начальники вылез бы. А потом… потерялся. Отбился в дороге от взвода и пропал. Неделю искали и не нашли. На войне всякое случается, а в тайге – тем более. Мать оплакала, невесты не было, друзей – тоже. Продразверстку заменили продналогом. Но с тех пор начал кто-то бедокурить по зимовьям, вроде как медведь, но слишком уж хитро и аккуратно. Охотники на немого грешили. Капканы ставили, засады устраивали, но не поймали и даже не увидели ни медведя, ни бывшего товарища по оружию. А теперь, когда дедок про белую прядь услышал, он уже не сомневался, что гонял нас тот самый продотрядовец, повадки вполне подходящие.

А кто его знает, может, и вправду с перепугу человека за зверя приняли?! Только вот с возрастом неувязочка. Времени-то с Гражданской войны вон сколько прошло. Я засомневался, а дедок не унимается: военное время и домашнее время – это одно, таежное – совсем другое. На вольном воздухе человек может и двести лет прожить. К тому же мать у немтыря знахаркой была, в целебных кореньях толк знала, почему бы и ему что-нибудь сверхцелебное не откопать? И вообще – на то она и тайга, чтобы в ней чудеса творились.

Короче, заплел дедок мои мозги, до сих пор не знаю, чему верить: или собственным глазам, или его рассказу.

Про Ньютона и яблоко все знают со школьных лет. Нет надобности объяснять, что великие открытия зачастую приходят неожиданно, как незваные гости. Случается, и не в ту голову приходят. Мне вроде бы и не по чину серьезных гостей принимать. Не звал, не ждал, а они нагрянули.

Сплавлялись по Кочумдеку. Их, кстати, два. Один впадает в Нижнюю Тунгуску, другой – в Подкаменную. Тот, который выше по карте, я не видел, а наш мне что-то не показался. Название красивое, а речка скучная, как старая дева. Берега плоские, глазу хочется пейзажа, а его нету. И слева, и справа, и впереди корявая северная тайга, и серенькое небо над головой дождиком стращает. Там меня и настигло.

Причалили чайку попить. Связчик занялся костерком, а меня отправил поискать золотого корня. Прошелся вниз по течению. Корня нет, берег невразумительный. Ни валуна, ни улова. Ботва, связчик ее марцефалью обзывал, метров на пятнадцать в воду залезла. Забрел и я, без всякой надежды бросил блесну, чтобы сомнения не донимали. И сразу же схватил серьезный ленок. Вывел его. Бросил еще раз. Второй взял. Потом третий. Короче, пять штук вытащил. Приятная неожиданность, но дело в другом. Оглянулся на ленков – и глаза на лоб, а рука затылок чесать тянется. По старшинству красавцы брали. Первый – самый крупный, второй – чуток поменьше, и так далее по убывающей. Я их даже рядком положил. Строго расположились, как в армейском строю. Первым схватил добычу командир, потом – заместитель… Это если рассматривать как дележку жратвы. А если с благородной стороны посмотреть. Командира не стало, на его место поднимается заместитель и самоотверженно бросается в атаку, не щадя живота своего. Видел же, как старший крутился на блесне, когда его к берегу волокли. И все равно не струсил, без колебаний, как положено по уставу и офицерскому кодексу чести.