Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Интересно, что, похоже, все иркутские и братские милиционеры давно и очень подробно знали историю Киселя, его предшественников и подельников и все их роли в криминальной жизни огромного региона. Почему же не было возможности применить закон? Тем более что Киселев попал под суд буквально в январе 2002 года. Но суд оправдал Киселева. В суде Киселев и еще семь человек обвинялись в совершении тяжких и особо тяжких преступлений, в общей сложности им инкриминировалось одиннадцать статей Уголовного кодекса. Например, оперативники РУБОПа и следователи прокуратуры предъявили Киселеву обвинение в бандитизме. Его считали организатором крупной криминальной группировки, которая причастна к ряду громких преступлений, в большинстве своем совершенных в 1998 году в Иркутске. В числе самых резонансных — убийство генерального директора ООО «Восточная Сибирь ЛТД» Юрия Романова. Были и другие эпизоды, не менее громкие и резонансные. Однажды, например, Кисель решил наказать бывшего приятеля, расправившись с его родными. В декабре 1999 года двухэтажный дом на Коммунистической улице был предварительно облит бензином, а потом киллеры пальнули по строению из гранатомета «Муха». В пожаре погибли жена и дочь хозяина. Также у оперативников была информация о том, что именно члены группировки Киселева по его приказу организовали покушение на гендиректора иркутской компании «Мотом», чей дом по улице Жуковского также подвергся гранатометному обстрелу. Тогда снаряд взорвался в полуметре от окна, за которым в комнате спали жена и ребенок предпринимателя. И вновь оружие, армейский гранатомет «Муха», было брошено на месте преступления. И, наконец, то самое покушение на вора в законе по кличке Боец в Иркутске, после которого Бойцов и вынужден был уехать в столицу. Это покушение было совершено 26 декабря 1998 года. Как я писал ранее, возле дома на улице Трилиссера, в котором жил Бойцов, взорвалась заминированная иномарка. Так вот, стоит добавить, что тогда от взрыва погибла супружеская пара, которая случайно проходила мимо.

Но 28 февраля 2002 года, к всеобщему удивлению всей правоохранительной системы и к удивлению города, суд вынес оправдательные приговоры Киселю и его подельникам «за недоказанностью участия в преступлениях». Судья Владимир Арсентьев снял с Киселева со товарищи все обвинения. Иркутским журналистам чуть позднее удалось поговорить с Владимиром Арсентьевым, под председательством которого был вынесен этот приговор. Судья утверждал, что большинство материалов дела были сфабрикованы или составлены с нарушением процессуальных норм. Так, по словам Арсентьева, один из следователей прокуратуры сфальсифицировал протокол выемки гранатомета, из которого «якобы» был произведен выстрел по дому на Коммунистической: «Должен заметить, что во время разбирательства на состав суда оказывалось беспрецедентное давление со стороны правоохранительных органов. Меня как председательствующего по этому делу и еще одного из судей вынуждали вынести заведомо неправосудный приговор…»

Этот эпизод — ярчайший пример того правового беспредела, о котором с высоких трибун российской политики ровно в то же время говорили депутаты и министры. Крупных мафиози, имена которых знали все вокруг, никто не трогал, но в то же время могли посадить за украденный на рынке мешок картошки. Сразу посадить лет на пять, а то и на семь. На следствии к подозреваемому могли при этом применить такое «давление», что он и в убийстве Кеннеди бы сознался. Если надо было.

Были и другие примеры. Я хорошо помню историю знаменитого «мецената, спортсмена, политика и благотворителя» Отари Витальевича Квантришвили, чья жизнь была воплощением роскоши и величия, а смерть ранним утром около Краснопресненских бань в апреле 1994-го повергла в шок всю Москву. Я был на его похоронах. Я видел слезы на лицах его друзей — великих спортсменов, музыкантов. Он помогал им при жизни, да. Но какими деньгами? Теми, которые у него были. Других-то не было. И он занял, как бы сейчас сказали, «пустующую нишу». Никто ведь тогда не поддерживал ветеранов спорта и не строил «футбольные коробки» и борцовские секции для детей. Его смерть оборвала целую спортивную революцию. Но и мафиозную тоже. В Москве шла война за влияние, за власть в криминальном мире. Смерть Отари лишь положила начало ее очередному витку. Милиция в день его похорон на Ваганькове скромно дежурила у входа…

Такое было время. Кто был сильнее — тот и был прав. На закон никто не оглядывался. Потому что за спиной было пусто. Закона не было. Были связи, «крыши», была выгода. А свои законы писала «улица»…