Энн Наполитано - Милый Эдвард [litres]

Линда смотрит на нее как на сумасшедшую. Флорида вздыхает. Иногда она объясняет, иногда нет, но эта девушка выглядит так, как будто ей нужна вся помощь, какую вообще можно дать человеку.

– Это не первая моя жизнь, – говорит она, – и не первое мое тело. Моя память длиннее, чем память большинства людей. Я помню б о льшую часть времени.

– Оу. Я слышала о таких людях, как вы.

Флориду не смущает недоверчивый тон Линды. Даже ее родители в ее нынешней жизни, два филиппинских врача, которые иммигрировали в Атланту, только чтобы стать работником химчистки и домохозяйкой, не верили рассказам своей дочери о прошлых жизнях. Она, конечно же, была счастлива, но ровно настолько, чтобы позволить себе бросить среднюю школу, родителей и Юг и последовать за бойфрендом, жившим мечтой о большом городе.

Линда красивая молодая женщина, которая научилась делать себя уродливой. Ее лицо слишком выразительно для такого яркого макияжа. А рот редко бывает неподвижен, брови взлетают вверх, щеки втягиваются, а затем выпячиваются. Лицо слишком живое.

Флорида снова похлопывает ее по руке:

– Все будет в порядке. Ты ведь хочешь выйти замуж за того человека в Калифорнии? Так что ты сойдешь с самолета и выйдешь за него замуж, и – вуаля! – у тебя будет новая жизнь. Новая жизнь – это то, чего ты хочешь, не так ли?

– Я не уверена на сто процентов, что он собирается сделать мне предложение.

Флорида улыбается:

– Милая, никто ни в чем не уверен на сто процентов. Если кто-то утверждает это, он лжет.

Она ерзает на стуле, колокольчики на ее юбке звенят. Бобби говорил, что это звучит так, будто она носит крошечные будильники. Она бы ответила: «Кого я тут пытаюсь разбудить, птиц?»

Бенджамин ненавидит свое положение: он прикован к креслу и погружен в мысли. Он не может двигаться, а физическая активность успокоила бы мозг. О стрельбе он почти не думает, самое важное для него – день, когда его ранили. После ссоры с Гэвином он стал неряшливым буквально за несколько недель. Невнимательным. Бенджамин практически перестал спать, и от этого стало только хуже. Его подстрелили во время патруля, так как рефлексы к тому моменту пропали и он стал легкой мишенью. Бенджамин действительно видел стрелка, расположившегося между двумя ветками. Посмотрел человеку в глаза и получил свою пулю. Все просто, здесь думать не о чем.

И поэтому он думает о Гэвине. Гэвин, парень из Бостона, появился в его взводе шесть месяцев назад. Взлянув на него, Бенджамин понял, что тот учился в колледже и, вероятно, пошел в армию, чтобы позлить своих родителей. Таких парней, как он, было достаточно среди них, бессрочников. Гэвин, если протянет достаточно долго, рано или поздно завершит карьеру и покинет армию. Может, станет бухгалтером и начнет возить своих детей на футбольные матчи. Во всяком случае, его очки в проволочной оправе и белокурые волосы располагали именно к этому.

В целом Бенджамин держался подальше от белых парней. Он предпочитал общаться с людьми, похожими на него. Правда заключалась в том, что никто – ни черный, ни латиноамериканец, ни азиат, ни белый – не пытался стать его другом. Он знал, что имеет репутацию человека нервного и немного пугающего. Его бабушка, Лолли, однажды сказала ему, что его «спокойное лицо» не выражает особого дружелюбия.

Как-то вечером они с Гэвином были назначены дежурными по уборной – отвратительному помещению с пятнами неопознанного происхождения на стенах и липком полу. Поговаривали, что их взвод переезжает на новое место, и эта неопределенность не особо вдохновляла на подобную работу. Бенджамин и Гэвин вошли в уборную с ведрами, швабрами и галлоном ядовито пахнущего чистящего раствора; они оба остановились в дверях, и челюсти Бенджамина сжались. Когда он посмотрел на Гэвина, то увидел ту же решимость на лице товарища. За три часа они отдраили комнату до блеска.

– Черт возьми, – сказал Гэвин в конце, весь измазанный потом и грязью. – Твою мать, мы сделали это.

Он протянул Бенджамину кулак, и Бенджамин, ухмыльнувшись, встретил его своим.

– Так точно!

Они стали друзьями в тот же вечер. В этом не было ничего особенного, но это «ничего» имело для Бенджамина значение. Гэвин задавал Бенджамину вопросы и, кажется, действительно интересовался ответами, и поэтому Бенджамин рассказал ему, что почти не помнит своих родителей, а бабушка Лолли – вовсе не его настоящая бабушка. Она нашла его, четырехлетнего ребенка, на лестничной клетке и забрала к себе. Гэвин в ответ рассказал о своем отце, мечтавшем сделать из сына преемника – стоматолога. Зубы вызывали у Гэвина тошноту, и он пошел в армию, чтобы избежать будущего, которое было запланировано для него еще до его рождения.