Александр Торик - Флавиан. Восхождение

Литургию утром возглавлял старец.

О! Этот подарок от Господа я не забуду никогда!

Я очень люблю службы, которые совершает Флавиан. У него красивый звучный голос, каждое слово он произносит четко, внятно, словно любовно «вычеканивая» слова молитв и священнических возгласов. В голосе служащего Флавиана всегда звучит искреннее молитвенное чувство, которое не оставляет равнодушным молящегося, но подхватывает, увлекает за собою, делается твоим собственным чувством и соединяет тебя с молящимся пастырем в то единство, о котором сказано «едиными устами и единым сердцем».

Старец молился не так. Все его возгласы и молитвы, произносимые слабеющим, слегка хрипловатым голосом, не несли вообще никакой эмоциональной окраски. Поразительная простота, с которой Папа Герасим возносил свои молитвы, превращала их в искренний сердечный разговор двоих — старца и Бога — где его второй Участник, незримо присутствовавший в алтаре, ощущался настолько явственно, что мне хотелось заглянуть туда, за алтарную преграду, в надежде увидеть… Я думаю, вы сами догадываетесь Кого.

Старец служил, и в маленькой скитской церкви ощущалась такая концентрация Любви, что, казалось, сердце не выдержит того умиления, которое переполняло и охватывало все мое существо. Я оглядел сослужащих с Папой Герасимом отцов Флавиана и Никифора, молящихся рядом со мною монахов, и по их светящимся лицам и влажным глазам понял, что и они испытывают нечто схожее с моими ощущениями.

Слава Богу! Значит, я не свихнулся и не впал в прелесть! Слава Богу! Это просто Господь в очередной раз одарил меня Своей несказанной Любовью! Слава Богу! Этот дивный дар благодати я навсегда сохраню в своем сердце. Слава Богу!

Причастились все.

Сразу после трапезы прикатившие на все том же «лендровере» греческие монахи увезли Папу Герасима в Великую лавру, перед отъездом он попрощался с каждым по отдельности, со мной тоже.

— Лешенька! — Старец посмотрел мне в глаза своим внимательным, исполненным отеческой заботой взглядом. — Ты только помни, что бы тебе ни пришлось пережить и увидеть, все это есть только — Его — к нам, грешным, неисчерпаемая Божественная Любовь! Что бы ни случилось! Богу виднее! Доверяй Ему, Алексий!

Старец улыбнулся, крепко сжал мою, подставленную под благословение ладонь, и в его улыбке вновь мелькнули незабываемые черты «монаха» Феологоса…

— Ну, уж на этот раз, батюшка, мы просто обязаны посетить мельницу преподобного Силуана! — начал я «наезд» на своего духовника, когда мы, взрывая пыль колесами любимого пикапа по дороге от скита к Пантелеимону, вновь приблизились к проглядывающей сквозь листву справа старой черепичной крыше неработающей мельницы.

— Хорошо! — неожиданно смиренно согласился Флавиан. — Давай посетим.

Игорь вывернул колеса на боковой съезд вправо и метров через тридцать остановил машину на небольшой площадке около довольно большого четырехэтажного здания, прилепившегося противоположной от площадки стороной к поднимающемуся резко вверх косогору. Слева от площадки, вниз по склону, располагалось еще одно здание, поменьше, с белым каменным крестом, венчавшим четырехскатную, крытую серой каменной «чешуей» крышу. Очевидно, в нем располагалась домовая церковь.

Судя по всему, это был келейный корпус, а большое здание справа — сама мельница. Мы вылезли из машины. Игорь подошел к дверям келейного корпуса, они были закрыты.

— Жаль! — сказал он. — Здесь, как раз находится та домовая церковь, из иконостаса которой во время молитвы преподобного Силуана к нему вышел Спаситель. Там теперь икона такая висит на стене «Явление Спасителя преподобному Силуану». Ключ от этого здания только в Пантелеимоне, наверное, у отца-эконома…

— Ну что же! — примирительно сказал Флавиан. — Будет повод еще раз сюда приехать!

Игорь подошел к двери самой мельницы, на ней тоже висел, судя по виду, давно не открывавшийся замок.

— Не беда! Батюшка! С той стороны здания, с горы, есть еще один вход прямо на четвертый этаж мельницы, туда только пешая тропинка от дороги. Давайте поднимемся, я знаю, где там, в потайном месте, ключ спрятан, там мы точно войдем!

Флавиан с сомнением посмотрел на круто поднимающуюся вокруг мельницы вверх по склону заросшую кустарником тропу.

— Да ладно, отче! — подзадорил его я. — Ты же на вершину подниматься хочешь, вот тебе и тренировка!

Флавиан вздохнул и смиренно полез вверх по тропинке, мы с Игорем последовали за ним. Пару раз нам преграждали путь лианоподобные плети кустарника, и Игорь, орудуя большим десантным тесаком, всегда висевшим у него на поясе, словно мачете, прорубил нам сквозь них путь. Через несколько минут, слегка запыхавшись, мы уже стояли перед невысокой, деревенского вида дверью.