Рю Мураками - Хиты эпохи Сёва [litres]

Нобуэ взглянул на карту под ногами Исихары. Что же делать? «ТТ» уже не найти, да и вряд ли пистолет годится для разборки со всеми четырьмя Мидори. Они явно не простые кумушки. В газете писали, что в последнем деле участвовал гранатомет. А где, спрашивается, в Японии запросто найдешь подобное оружие? Как-то раз Нобуэ смотрел по телевизору интервью с ветераном «зеленых беретов», оставшимся жить в Японии. А что, если кто-то из них замужем за таким же вот стариканом?

Исихара вооружился фломастером и пометил первую точку на карте. Рядом он нарисовал знак «оманко»: две концентрические окружности, разделенные надвое вертикальной чертой, обрамленные вьющимися линиями-волосками. Каждый японский мальчишка знал, что это означает женский репродуктивный орган.

– Цель номер один, Сузуки Мидори, – произнес Исихара и написал имя оба-сан рядом со знаком. Потом он пририсовал пару пухлых деформированных губ, выступающие зубы, раздутый язык, на котором поместил изображение дымящейся кучи дерьма; сверху добавил ноздри, в которые вонзил два заостренных карандаша. Портрет завершился изображением двух выпученных глаз и облачком, как в комиксах, со словами: «О, да! Да! Вставь мне потолще!»

– Иси-кун! – рявкнул Нобуэ. – Перестань валять дурака, лучше скажи, что нам делать!

В ответ Исихара нарисовал огромный знак «оманко» на всю карту и воскликнул:

– Dummkopf! Мы просто разнесем весь район!

– Весь район Чофу – мы его разнесем, разнесем, разнесем!

Исихара никак не успокаивался и продолжал петь, даже забравшись под одеяло, и в конце концов так разошелся, что его слезящиеся глаза, казалось, стали излучать собственный свет. Заснуть он не смог. Надо было что-то делать, но он не знал, как поступить. И хотя он понимал, что некоторые границы лучше не пересекать, он все же крепко схватил руку Нобуэ и принялся со стоном водить ею себе по груди и животу. Нобуэ, понятное дело, испугался и смутился:

– Иси-кун, что ты вытворяешь? Это уже не смешно, чувак! Вообще-то, если подумать, даже держаться за руки во сне – это полная хрень, и даже если ничего такого не думать, все равно офигенно дико. Знаешь, когда у меня болела щека, мне было так плохо, так обидно и одиноко, что казалось, будто я качусь вниз по наклонной, так что я не стал возражать, когда ты взял меня во сне за руку, хотя знал, что так не делается, но я тебя прошу, если хочешь держаться за руки, не надо тереться об меня и стонать, ладно?

– Но мне очень приятно, – пробормотал Исихара, подтянув колени к груди и вращая бедрами. – Сам попробуй, Нобу-тин! Повторяй: «Разнесем, разнесем, разнесем», а потом трогай себя и скоро почувствуешь, что готов кончить, что вот-вот начнешь извергаться: хлюп! хлюп! хлю-у-у-уп!

– Иси-кун, ты что, совсем охренел? – Нобуэ осторожно высвободил свою вспотевшую руку и вытер ее салфеткой, хотя уже не мог с уверенностью сказать, чей пот остался на ладони. – Вернемся к делу, Иси-кун. Мы только что выяснили, что нам предстоит исполнить важную миссию, правильно? Ты же понимаешь, что нельзя оставить неотомщенными жизни О-Суги, Яно-рина и Като-кити! Пусть их героическая смерть будет не напрасной!

Сугияма, Като и Яно погибли на том пляже, исполняя «Любовь до гроба» и кривляясь в безумных нарядах, но почему-то эти подробности совершенно стерлись из памяти Нобуэ. От собственных слов он преисполнился пафоса, и на глаза вновь навернулись слезы.

– У нас есть задание, Иси-кун, священная миссия! И мы должны исполнить свой долг! Ты мой единственный друг, оставшийся в живых, тут не поспоришь, но мне кажется, что превратиться в гомосеков будет огромной ошибкой! Пусть смерть наших друзей будет не напрасной! – повторил он.

Собственный эмоциональный призыв заставил Нобуэ воздеть бровь и наморщить лоб, отчего он стал похож на гориллу, которой сплющили морду бейсбольной битой. Однако минуту спустя он мигом оказался на краю постели, и волосы у него встали дыбом от душераздирающего вопля Исихары:

– Гомо! Гомо-о-о! Гомо-о-о-о! – Еще пару раз повторив свои завывания, он улыбнулся и объявил: – Прекрасно!

Нобуэ готов был поклясться, что даже самому Господу Богу невдомек, что имел в виду Исихара своим «Прекрасно!»

– Иси-кун, послушай меня. Давным-давно – хотя, сдается мне, что это было недавно, – я прочитал одну историю в манге для девочек, которая называлась… э-э… «Цветочный сад Эрики». История была про танцовщицу по имени Эрика, которая никак не могла устроиться на работу. Потом он познакомилась с юношей, который был младше ее, и его звали Йосибо, и он оказался тоже безработным танцором. Они стали жить вместе, и так прошло два года, и однажды оба подумали: «Так нельзя!» Конечно, они любили друг друга и заботились друг о друге. Но если бы они остались вдвоем, жизнь окончательно устоится, и тогда мечтам конец. И вот Эрика, вспоминая прошлое, говорит как бы за кадром: «Это было страшное прозрение». Так вот, хоть они и любили друг друга, они решили расстаться. Понимаешь, Иси-кун? Хоть и любили друг друга! То же самое касается и нас с тобой. Если мы с тобой станем педиками, то все вернется в исходную точку, и смерть Яно-рина и остальных окажется напрасной. Я хочу сказать… как бы поточнее выразиться? Я чувствую, что нам надо действовать, и как можно скорее, иначе мы просто растеряем боевой дух, что называется, глаз тигра, и уже никогда его не вернем.