Дмитрий Быков - Палоло, или Как я путешествовал

От этой роскоши Горькому уже не отмыться. Разве что смехом встретил бы современный турист фразу из каприйского письма Горького Львову-Рогачевскому: «Приезжайте летом, тут работать хорошо и жить недорого». В самом дешёвом каприйском отеле самая маленькая комната стоит сегодня от ста долларов в сутки (верхнего предела нет). Работать ему тут хорошо, сволочь такая. Из-за его тут работы мы там до сих пор… Ещё жаловался, что чувствует себя в клетке. А Ленин – это вообще. «Дринь-дринь».

И, однако, всё обстоит именно так: Горький уехал сюда не по своей воле и сильно мучился. Все они (плюс мы с фотографом) тут работали, а не сибаритствовали. Более того, именно на Капри в 1907–1910 годах решилась судьба русской революции и России как таковой. Именно здесь во дни разгрома так называемой Каприйской ереси русская социал-демократия прошла некую точку поворота и необратимо устремилась худшим из возможных путей.

Тематической экскурсии «Капри и судьбы России» тут тоже нет. Отыскивая горьковский номер в отеле «Квисисана» – первом жилище опального литератора по прибытии на райский остров, – мы спросили у симпатичной женщины в reception :

– Не знаете ли вы, где у вас тут останавливался Горький?

– Не знаю, синьор. Я тогда здесь не работала.

– Ахти, какая досада.

– У нас останавливались многие, синьор.

(Она перечислила штук десять знатнейших фамилий Европы.)

Все попытки найти каких-нибудь рыбаков, помнящих о существовании Ленина и Горького, осложнены бурной итальянской историей: много народу покинуло остров во времена депрессий, которых Италия пережила больше, нежели все её соседи; кто-то погиб во время мировых войн, кто-то сменил профессию. Знаменитая рыбацкая династия Спадаро, с главой которой, Джованни Спадаро, так любил общаться и фотографироваться Горький, давно прервалась. Почти все перешли в отельный бизнес, в туризм, – какой толк на Капри теперь рыбачить? Рыбаки промышляют тем, что за шестьдесят тысяч лир с носа (30$) катают туристов вокруг острова да в Лазурный грот (в сезон, естественно, дороже). Но кое-какие легенды о Горьком и его таинственном лысом друге целы и в этой среде, а уж о Каприйской школе тут вспоминают чаще и охотнее, чем в России. Именно здесь вышла и прекрасная книжка «Другая революция», подготовленная Витторио Страда при участии наших специалистов по Горькому – Ирины Ревякиной и Георгия Гловели; там впервые делается попытка сочувственно и объективно проследить трагическую историю «краха моей тысяча первой надежды», как называл Горький гибель Каприйской утопии. У нас об этой утопии вспоминали неохотно: до перестройки она считалась одним из горьковских «зигзагов», по ленинскому выражению, и портила красивую биографию, – а после перестройки история КПСС уже мало кого интересовала. Но в Италии помнят – остров-то маленький, все на виду.

– Ленин рыбалки не любил. Его раздражало, что надо ждать поклёва, сидеть на берегу или в лодке… Он не умел даже такой простой вещи, как рыбачить с пальца: этому его и учили наши старики. «Дринь-дринь» его прозвали, да, – он не понимал, когда клюёт. Разве такой человек может правильно забросить удочку или тем более поставить сеть? Потому и учили его рыбачить с пальца, у нас только мальчишки сегодня так ловят. Азартный был человек, ждать не умел, в рыбе не разбирался совершенно и вообще, рассказывали, в природе понимал немного. Это какое дерево? А это? А съедобно? – и тут же забывал. Хотел вертеть мирами, а понятия не имел, что у него под ногами. Остров изучал по карте, местность с трудом запоминал. Не о том думал, видимо. Спорили они страшно…

Это рассказывал мне лодочник Пьетро Ланцо, называющий себя капитаном; когда-то он ходил на большом торговом корабле, теперь рыбачит помаленьку и катает туристов на лодке. Тут бы следовало в духе нашего героя добавить «кристальной души человек, пропахший трудовым потом, этим духом истины», – но это уж фигу. В отличие от Горького я не обладаю репутацией народолюбца и мне не надо постоянно её поддерживать разговорами о том, как добры и хороши простые люди, как горжусь я их дружбой… Местное население, как на подбор, жадно и жуликовато. Туристы их развратили. Вот когда они вкалывали тут да реально рисковали собою на Тирренском море (случается и на нём нешуточный шторм) – тогда было в них, наверное, что-то подлинное… хотя кто знает? Ланцо хорошо помнит рассказы своего отца, а отец его был среди тех самых мальчишек, которые носились вокруг Горького в гавани, когда он приходил встречать гостей: «Массимо Горки! Мульто рикко!» – Максим Горький, ужасный богач!