Борис Мирза - Девушка из разноцветных яблок

И бабки переключаются на спор о какой-то Марыське, которая и на лицо, и на фигуру была лучше всех, да рано померла…

Так что историю про цветы под балконом Сильевны я узнаю позже.

Собственно, и истории никакой нет. Петька, работавший на корабельном заводе в нашем приморском поселке, был совершенно обычным поселковым парнем. Может быть, действительно чересчур добрым, почти до бесхарактерности преданным и одновременно физически сильным. Вот от бесхарактерности этой и переехал он жить ближе к заводу. В панельную пятиэтажку. Переехал куда не хотел. Он-то вырос в частном секторе в своем доме. Любил на маленьком участке розы сажать-поливать. И росли они в местном климате огромными благоухающими кустами…

Но Сильевна, как всегда, победила. Дом продали брату Петьки в рассрочку. Деньги потратили на хорошую гэдээровскую мебель да остатки прожили.

А квартиру получили от завода Петькиного, где его ценили.

Ходить на работу стало близко, а розы…

Клумбу Петька быстро организовал рядом с подъездом, отгородив угол шинами. В тенистом дворе розы росли плохо. Редкие листья, еще реже цветок-другой. Палки. Но под неусыпным Петькиным контролем не умирали. А с годами так и вовсе превратились в крепкие невысокие кусты…

Сильевна всегда ругала Петьку и за вот эту дурацкую страсть к цветоводству, и за общую какую-то бесшабашность с бесхребетностью, и за…

Всегда находилось за что.

Петька же в ответ шутил и шел на поводу. При этом розы не бросал.

Как не бросал и стервь, которая, по мнению всего поселка, губила своей стервозностью отличного парня Петьку.

Но сгубить его было нельзя. Разве что расстроить. Это ей удавалось.

А так жил он и будто не замечал, с кем живет. Веселый бежал на завод. Веселый возвращался с завода к своим розам и к ней, Галочке.

– Ты, Петька, смотри! Всем на заводе заказы давать будут. Уж не профукай!

– Не профукаю, Галочка.

– Не профукай, говорю, а то, знаю тебя, опять уступишь какой-нибудь фифе вашей. Смотри!

– Да уж только раз! У нее, чай, вон двое. Мальчишки. Ей нужнее.

– Смотри, говорю. Мальчишки у нее. Нам мяса тоже надо. Она вон неизвестно от кого нагуляла…

– Чего это неизвестно, Галюнь. Известно. Посадили Серегу.

– Вот я и говорю, не надо неизвестно от кого детей носить. Ворье.

– Трудно женщине одной.

– Это мне с тобой, шалопаем, трудно! Другие вон. А ты!

Петька замолкал и думал о чем-то, мрачнел ненадолго. А потом взгляд его опять теплел.

– А что, Галина Васильевна, коли опять мясо в заказе будет, заготовим мы с тобой знатный шашлык и пойдем к морю.

– Чего это. Все ты сашлык, сашлык! Да на море.

– Мясо в уксусе замачивается. С луком, говорю. И жарим на углях. Технология!

– Не люблю я море! Воняет там гнилым.

– А коли ветер? Дойти до моря вдвоем уже дело, Галюня. От моря добреют…

Но вместе на море дойти так и не привелось.

Заказы исчезали на их пятиметровой кухне, деньги пропадали в загашнике.

А Петя неизменно ходил на завод и с завода, сопровождаемый грустными взглядами местных барышень.

Они старались как-то сойтись с Петей, и вовсе не для тайных утех. Просто разговор с ним был для всех радостью и даже как будто отдыхом. А он не отказывал никому ни в помощи, ни в разговоре.

Красивый, добрый, бесхребетный.

Если б не она, то все бы раздал, всем бы помог да по рукам и пошел. И пусть стервью кличут.

А он как будто бы и вправду, пока жив был, смягчал ее. Умел как-то подход найти.

И когда они после ругани, разговоров и любви засыпали под утро на полуторной кровати рядом, то она становилась совсем другой, обвивала его, как трава ствол дерева, прижималась и шептала:

– Эх ты, Петька-шалопай.

– Нам бы мальчика, Галюнь…

– Куда – сюда, что ль?

– Да хоть бы и сюда, потеснимся.

– Спи уж, потеснится он. Вот дадут от завода чего побольше площадью, тогда…

– В доме-то лучше было, просторнее.

– Еще что?

– А еще нам с тобой до моря бы дойти, шашлык, понимаешь…

– Хорошо, вот премию получишь…

Прошел уже не один десяток лет с тех пор, как умер Петька, а его все вспоминают.

На рынке и в храме бабульки, да и мужики – те, что выжили после девяностых… Точно Петька этот оставил какой-то след, что-то такое сделал, что вспоминают они все, да не говорят.

– Хороший мужик был. Душевный.

– Душой ласковый.

И умер Петька не по пьянке. Опять помогал на втором этаже антенну закреплять. Лестница деревянная подломилась. Упал, спиной ушибся.

Домой сам пришел. Лег, таблетку анальгина попросил. Ночь простонал, а к утру и глаз не открыл.