Сейчас у меня тоже есть такое заветное местечко. Совсем рядом, метров двести от дома. Люблю под вечер прийти в маленькую черемушную рощицу, раскинувшуюся на небольшом косогоре у ручья, посидеть на сером камне, вобравшем в себя тепло солнца, послушать соловьиную песнь под бесконечное журчание воды.
Почему-то память выталкивает на поверхность только приятные воспоминания. Сейчас, когда мне за пятьдесят, я имею все, о чем только можно мечтать, — любимую работу, большую любовь, хороших детей, признание, словом, все, что приносит человеку счастье. И я не боюсь заявлять, что я счастливая женщина. Но счастье это пришло ко мне не случайно. Оно завоевано, да-да, именно завоевано.
…Я потомственная крестьянка. Мои деды и прадеды все жили на земле и имели все от земли. Это отсутствие земельного надела заставило моего деда покинуть Эстонию и переехать в Россию, поселиться недалеко от Петербурга. В деревне Черново на скудных северных землях в поте добывал он свой хлеб вместе с чадами и домочадцами.
В 1917 году отца моего призвали в царскую армию. Надели серую солдатскую шинель, дали в руки ружье и отправили в Бессарабию на Румынский фронт.
Октябрь 1917 года вернул отца домой. Он не был смелым человеком, мой отец. Просто крестьянин, преданный земле и считавший, что только труд на земле может дать счастье ему и его детям. Правда, ветер революции, перевернувший у всего человечества представление о положении вещей в мире, заставил и его поднять голову от сохи, оглянуться вокруг.
Вернувшись из армии, отец женился. Пошел жить примаком в дом тестя, дополнительным работником. А когда родилась первая девочка — Магда, нужда погнала его в Петроград на заработки. В 1924 году отец вернулся в деревню. К этому времени в семье уже было двое детей, ждали третьего. Жили трудно. Пришлось перекочевать всей семье в Лужский район. Здесь я и родилась.
В памяти сохранялись картинки тех времен: маленькая времянка, непроходимый высокий, густой лес. Отец, всю жизнь мечтавший о собственной крыше, строит большой дом. Но дело идет медленно. Мама ворчит: «Все для других, а для себя ничего».
Действительно, отец у нас был удивительный человек. Мягкий, добрый. Никому отказать не мог. По деревням быстро разнеслось, что Петр Отсман может делать все: сруб поставить, печку сложить, телегу починить. Откуда только к нему ни приходили за помощью! Он виновато смотрел на маму, собирал инструменты и уходил.
В 1929 году отец одним из первых записался в артель «Прогресс». А через полтора года — в колхоз «Знамя». С тех пор, как говорила мама, для семьи он был потерян. Он не только сутками сам пропадал в колхозе, но и все, что было у пас в доме, передал в коллективное пользование. Никакой техники, конечно, тогда не было. Старые конные бороны, плуги, лобогрейки. Отец чинил их с упоением, за доброе слово. А свой собственный дом так и не успел достроить. Мы всей семьей переехали в соседнюю деревню.
Маленькая русская деревушка, раскинувшаяся по берегу небольшой речушки, насчитывала всего двадцать домов. Наша семья здесь была единственной эстонской. Это в первое время создавало дополнительные трудности. Дома у нас говорили только на родном языке. Поэтому я знала мало русских слов. Сколько слез пролила из-за насмешек деревенских ребят! Им было смешно и непонятно, что я не умею говорить по-русски, а те слова, которые знала, произносила неправильно, часто путала их значение.
Я старалась не обращать внимания на насмешки. Мечтала подружиться с ребятами. Когда мы жили еще на хуторе, Магда, самая старшая из нас, смастерила из глины и дерева целое стадо коров, табун лошадей. Она лепила удивительно быстро, и животные получались у нее совсем как настоящие. Расположение ребят я завоевала тем, что щедро поделилась с ними своим богатством.
Вскоре ребята привыкли ко мне. Общаясь с ними, я заметно лучше стала говорить по-русски. Однажды, когда мы бегали по полю, высокая, черненькая, быстрая в движениях Феня, выдумщица на всякие игры, проделки, вдруг подбежала ко мне, схватила за руки, закружила, припевая:
— Раньше была Элля,
звали ее чухонка,
а теперь стала хорошая девчонка.
Веселое это было время. Я беззаботно играла с деревенскими мальчишками и девчонками в пятнашки, горелки, бегала с ними по лугам. Мы собирали цветы, плели венки. Когда подошло время идти в школу, я не обрадовалась, а огорчилась. Родители отдали меня в эстонскую школу, она находилась в городе Луга, за восемнадцать километров от нашей деревни, и мне было жаль расставаться с товарищами.
Читать дальше