Эльмина Отсман - Спорю с судьбой

Уже около самого дома встретила Юлечку. За те два года, что я ее не видела, она сильно вытянулась и еще больше похудела. Окликнула ее тихо, почти шепотом, но она услышала. Остановилась на мгновение и пулей кинулась ко мне. Обхватила ручонками крепко-крепко, так что я шагу не могла ступить. Вместе, обнявшись, мы и вошли в дом.

Непривычно мне было видеть в своей маленькой одинокой комнатке хлопочущую у плиты маму. Она почти не изменилась, только более замкнутым стало ее лицо. Притянула мою голову к себе, поцеловала.

Папу и Вельтана я увидела только вечером. Пока меня не было, они устроились работать на фабрику. Вельтан стал совсем большим. Уже басил. Неловко, застенчиво ткнулся сухими губами мне в щеку. Папа же, мой милый папа, прижал меня к себе и, как в детстве, нежно погладил по голове. От этой его знакомой ласки слезы выступили у меня на глазах.

Говорят, пришла беда, отворяй ворота. Но и радость в одиночку не ходит. Только пережила встречу с родными, как получила известие от сестер. Сначала пришла телеграмма. Передали ее мне прямо на совещании, принесла в зал знакомая телеграфистка. «Где папа, мама. Пиши. Ждем. Магда, Минда, Нелля», — прочитала я. Не сразу разобралась, откуда телеграмма. Главное, они живы. Живы и разыскали нас.

Только весной следующего года смогла я увидеться с сестрами. Еле дождалась отпуска и сразу же собралась в дорогу. Взяла с собой и Юлечку.

Минда жила на хуторе в Вильяндиском уезде в центре Эстонии. Из писем, длинных, подробных, нам было уже известно, что она вышла замуж за хозяина хутора Августа Пыдера, но как она оказалась в Эстонии, где нашла своего Августа, мы пока еще не знали.

Выросшая в русской деревне, где дома кучно жмутся один к другому, я долго не могла привыкнуть к разбросанным по лесам на расстоянии друг от друга хуторам. Мы с Юлечкой от Вильянди шли пешком. Сначала по дороге, потом свернули в лес. Прохожие попадались редко, и чтоб не сбиться с дороги, приходилось заходить на хутора. При нашем приближении громко лаяли собаки, на их лай выходили хозяева. Они без выражения, угрюмо выслушивали меня и равнодушно указывали рукой направление.

Наконец мы подошли к хутору, где жила Минда. По полю медленно, заученно вышагивала лошадь, таща за собой борону. А сбоку шла женщина. С того места, где мы остановились, было трудно разглядеть ее. Мы ждали, пока лошадь развернется и пойдет нам навстречу. В косыночке, в большой темной куртке, сапогах — я не узнала своей Минды. Привыкла видеть свою сестру всегда красивой, нарядной, с веселыми искорками в глазах. Минда была у нас в семье самой красивой. Высокая, стройная, она нравилась многим парням.

Сестра узнала меня первая. Кинулась к нам через поле. Обнимала, целовала по очереди то меня, то Юлечку. Смеялась и плакала одновременно. И все приговаривала:

— Какие же вы большие стали, худющие.

Пока мы шли к дому, я все время смотрела на Минду, пыталась отыскать в ней прежние черты. Но она очень изменилась, даже голос.

Все показалось мне непривычным — и двор, и дом, большой, вытянутый в длину, под соломенной крышей, разделенный на две половины — жилую и гумно с сушилкой. Напротив дома — большой коровник, в глубине за садом амбар на каменном фундаменте с большими коваными дверями на запорах. Я невольно отметила, что хозяйственные постройки сделаны более капитально и добротно, чем само жилье.

Мы вошли в дом. Большую комнату с низкими потолками делила на две части легкая перегородка. В дальней половине, значительно меньшей, жила Минда с мужем. В большой, которая одновременно служила и кухней, и столовой, и общей комнатой, спал брат Августа.

Первое чувство отчуждения прошло быстро, и мы провели чудесные дни. Воздух был будто настоян на тонких запахах цветущей сирени, яблонь, первых весенних цветов. Усадьбу окружал со всех сторон прозрачный лес, и ветер приносил с его стороны запахи смол, трав. Целые дни я проводила в ничегонеделании. Лежала под яблоней, смотрела в небо, которое в эти майские дни было особенно приветливым. Легкие лепестки яблоневого цвета медленно кружились по воздуху, пронизанному солнечным светом, и почти невесомые падали на щеки, лоб, глаза. Мне было так хорошо! Казалось, я снова вернулась в детство.

Справедливости ради и в свое оправдание должна заметить, что сразу предложила помощь сестре, но Минда решительно отстранила меня от всех хозяйственных дел. Мы виделись с ней только поздно вечером. То она была в поле, то в коровнике — у них тогда было несколько коров.