Ленора Чу - Китайские дети - маленькие солдатики

– Зачем ты сидишь? Они вас в садике заставляют сидеть? Ты обязан сидеть? – спросила я у Рэйни, голос у меня с каждым следующим вопросом взвивался все выше, а говорила я все быстрее.

Но мой обстрел вопросами оказался для трехлетнего ребенка перебором. Мой муж Роб сказал мне, что со стороны это выглядело, будто я спрашиваю: «Не нарушили ли твои права человека?»

Через несколько недель во время ужина – жареный тофу – Рэйни вдруг объявил:

– Давайте не будем разговаривать за едой.

– Ты где этого набрался? – спросила я, немедля бросаясь в атаку. – Тебе учителя так велели?

Тут уж и Роб опешил.

– Вам, значит, нельзя разговаривать за обедом, Рэйни?

– Нельзя. Бэй-Бэй и Мэй-Мэй болтали, и учитель сказал: «Молчать». Иногда учителя на нас сердятся, – сказал Рэйни, а Роб покачал головой.

Едва ли не самые нежные воспоминания из моего техасского детства связаны со школьными обедами: за столом мы учились обменивать бутерброды с арахисовым маслом на бутерброды с ветчиной, договариваться об играх и пятничных сходках, собирать голоса для выборов в ученический совет; там же крепли дружбы – на пределе доступной нам громкости. Роб тоже учился в американской школе и, сдается мне, с трудом представлял, как его собственного сына можно заставить помалкивать над колбасой (ну или, в нашем случае, – над соей).

В Китае, как мне стало ясно, воспитание ученика-«звезды» начиналось в самые ранние годы с укрощения порывов. Втиснутый среди остальных двадцати семи одноклассников-китайцев, усаженный на крошечный стульчик, мой сын научился держать руки на коленках, спину – прямо, а ступни ставить параллельно друг другу. Выучился не ерзать ни при каких обстоятельствах и не шаркать по полу, ибо иначе запросто можно было навлечь учительский гнев. Рэйни понял, что ему ни в коем случае нельзя трогать ребенка, сидящего рядом, разговаривать, когда говорит учитель, или вставать попить без разрешения. А сверх того, он понял: привлекать к себе внимание учителя стоит в последнюю очередь.

Красная звездочка стала ему наградой за то, что молча сидел на стуле, – мой сын показал себя образцовым курсантом. Хотя детский говорок у Рэйни получался спотыкливыми фразами, дома он отчетливо донес до нас одно: наклейку-звездочку он не снимет. Рэйни уселся с ней за обеденный стол, гордо вскинув голову к потолку. Ходил с ней и на футбольную тренировку, и к однокласснику на день рождения. Отказался отклеить, даже когда я собралась умыть его.

– Нет, мам, не трогай, не трогай! – заскулил он, когда я готовила его ко сну. Так он и отправился в постель – со звездою во лбу.

Не ввязались ли мы ненароком в битву за сознание собственного сына?

– Нам уже можно беспокоиться? – задавалась я вопросом вслух.

– Не волнуйся, – отзывался мой муж, хотя иногда я замечала, что и он морщит лоб.

Никуда не денешься – я волновалась. Прогуливаясь по своему шанхайскому району, я наблюдала за китайскими детьми: они прилично вели себя на людях, были вежливы к старшим и ровесникам и не шалили на игровой площадке. По будням я ходила мимо соседской начальной школы в три пополудни и видела, как родители и бабушки с дедушками терпеливо ждут в очереди, змеившейся вдоль квартала: образование в Китае – дело семейное. Чтобы представить себе, как из местных детей вырастают вышколенные гении, почитаемые во всем мире, не приходилось напрягать фантазию. Но чего эти дети лишаются – и лишаются ли?

Журналистское любопытство загорелось во мне, когда я взялась искать ответы – наблюдать пристальнее, задавать осмысленные вопросы и искать экспертов с бо́льшим, чем у меня, знанием. Работая в ежедневных изданиях Нью-Йорка, Миннесоты и Калифорнии, я всегда применяла этот подход, и, хотя китайское общество, похоже, не одобряет независимые исследования, мною двигала мощная сила: родительское беспокойство.

По иронии судьбы через четыре месяца после того, как в 2010 году мы с Робом и Рэйни прибыли в Китай, страна обнародовала впечатляющую новость в сфере образования: по результатам всемирных экзаменов PISA (Международная программа по оценке образовательных достижений учащихся) [1]шанхайские подростки лучше всех в мире показали себя в математике, чтении и естественных науках. На своих первых экзаменах ученики приютившего меня города обскакали сверстников из почти семидесяти стран (Соединенные Штаты и Великобритания финишировали где-то посередине списка). Результат поразил мировую образовательную общественность. «Шанхайский секрет!» – заголосила New York Times. Президент Обама назвал это «ситуацией „Спутника“», а президент Йельского университета в своей речи восхищался тем, что Китай строит свою национальную версию американской Лиги плюща – и создаст «всего-то лет за десять крупнейший в мире сектор высшего образования». Тем временем заголовки в прессе продолжили подтверждать неуклонно растущую мощь китайской экономики: эта страна не только выдавила весь остальной мир к обочине, но и взяла верх над Западом в образовании.