Юлия Гурина - Мы же взрослые люди [litres]

– Да ты романтик!

– Никому не говори. Это мой секрет. Садись, укрою тебя пледом. Ноги сначала вот этим. И теперь плечи вот этим. Смотри, в потолке решил оставить отверстие. Чтобы было видно небо. Но если хочешь, можем потом на полянке полежать, ангелов поделать.

– У меня нет слов, Ринат. Я просто плачу.

– Ничего. Сейчас привыкнешь. Вот тут в термосе борщ. Надеюсь, еще теплый. В термосумке пирожки. А это, – Ринат достал ланчбоксы, – это сэндвичи с авокадо.

Ринат налил в кружку термоса борщ, вручил совершенно ошалевшей Нине пирожок и поставил на стол ланчбокс. А сам высунул руку из шалаша и вернул ее уже с шампанским. Порылся в сумке и развернул из полотенец два бокала.

– Ну что? За наше время авокадо? Чин-чин!

Нина взяла бокал. Она не верила, что это происходит в реальности. Ледяное шампанское и тепленький борщ. Ринат укутался в цветастый флисовый плед и смотрел на свечу.

– Логово лисы Ахули. Мне все это снится.

Они посмотрели друг на друга. В свете свечей их лица выглядели, будто с полотен фламандских живописцев.

– Пять дней строил. Продумывал чертеж. Я никогда ничего подобного не делал раньше. Ни для кого. Мне это доставило огромную радость. Я помню, как ты вспоминала наш детский шалаш, как ты хотела пожить там зимой. Столько всего я сделать для тебя не в силах, но эту мелочь могу же, и я решился. И теперь я вижу твое лицо, твою улыбку и офигение и чувствую счастье. Удовлетворение. Я чувствую, что по крайней мере часть моих усилий в этой жизни была не напрасна.

– Еще как не напрасна. У тебя получилось построить рай для моей вечной комы.

Они сидели рядом, запрокинув головы к дыре над ними. В дыре сквозь ветки проглядывало фиолетовое небо. Миллионы световых лет неслись вокруг них.

– Знаешь, когда ты уехала, тогда, много лет назад, я скучал. Потом, когда уже учился в институте, я выучил одно стихотворение про нас. Само стихотворение большое слишком, но финал мне понравился. Это была моя личная тайна.

– Расскажи, пожалуйста.

Оба продолжали смотреть вверх. Их уши соприкасались, соприкасались щеки.

– Там герой обращается к любимой. Она живет где-то далеко, на другом континенте. Он говорит очень много слов, среди которых и слова обиды, и слова любви. Он пробирается сквозь слова несколько страниц, слова мешают ему сказать главное. И он предлагает посмотреть своему адресату на небо – выбрать звезду – и это будет их общая звезда. Они вдвоем станут смотреть на одну звезду – хотя бы так будут вместе:

Пауза длилась и длилась. Все уже не имело никакого значения. Весь мир отвалился, осталась только маленькая поляна в темноте невесть где с блестящей коркой голубого снега и шалашом на самой ее окраине.

– Бродский, – сказала она.

– Да.

Больше ничего сказать не получилось.

Сначала начали замерзать ноги. Потом руки, ладони. Мерз нос. Они вышли на снежную глазурь поляны и упали на спину, держась за руки. Полежали в снегу. Промокли. Зима кончалась, кончалась ночь. Утром бы стало видно, что снег уже не так бел, потрепан, нечист. Они ушли до рассвета, поэтому не увидели грязного снега.

Позже он будет вспоминать об этой ночи как об одной из самых счастливых. Она расскажет о ней внукам непременно. Богдану тоже расскажет, когда тот подрастет. И больше никому. Будет хранить этот день в недрах своей памяти и убегать туда.

Время текло дальше. Снег таял. В быту Нина и Ринат удивительным образом совпали. Жить в одной квартире не с каждым получится. Ведь бывает, что человек хороший, порядочный, опрятный, не зануда, а раздражает. И запах его раздражает, и как он тапками шаркает. Нине же было уютно с Ринатом. А ему с ней. Они жили будто бы вторую сотню лет. Чудеса.

Иногда Ринат работал дома. Что-то читал, писал, рисовал графики. Выходил за продуктами. Любил рынок, для него живая покупка была несравнима с супермаркетом.

Нина выезжала на работу по необходимости, не каждый день. Виделась с Алиной после школы. С дочкой ходили в кино, на интерактивные выставки «Артплея». Ездили на «Винзавод» и на дизайн-завод «Флакон». Бродили среди нелепых дизайнерских шмоток. Мерили безумные платья. Красили ногти в артхаусном маникюрном салоне. Говорили о планах. Алина каждый раз планы свои меняла: дизайнер интерьеров, создатель игр, реаниматолог, микробиолог, стартапер, парикмахер. Как терзающе и сладостно, когда вся жизнь впереди. И ты выбираешь из всего. Они говорили много и часто о всякой чепухе, Нина же, пользуясь случаем, что вдруг дочка слушает, пыталась донести до нее всю собранную за свои неуклюже прожитые годы мудрость. О важности образования и целеустремленности. О труде. О том, что мир на самом деле очень интересен. Алина быстро распознавала вкрапления родительской морали и сразу же отмахивалась, меняла тему. Несмотря на это, отношения мамы и дочери заметно потеплели. Алина крепко обнимала маму перед прощанием. Илью они не вспомнили ни разу, как будто не было ни Ильи, ни тех лет нового замужества. Каждая понимала, что этот островок их счастья скоро закончится. Скоро начнется другой пласт. Но пока же не начался.