Хм, развлекательных. Ладно. Но можно было и представиться по имени.
– А вы?
– И я менеджер, – ответил мужик, не отлипая от телефона.
Алексу тоже бы стоило почитать, чтобы в студии все новости последних суток не стали дня него сюрпризом. Но BBC и прочее открывалось через пень-колоду, а флагманы российской независимой прессы сосредоточились на частностях. РБК на главной разместил какой-то кирпич о биржевых делах, что логично, потому что на фоне революций курс рубля прыгал.
ALEX: в россии что то действительно меняется
ALEX: я еду на телевидение
THEO: wow ты станешь молодым лидером?
ALEX: не бойся я тебя не брошу даже когда возглавлю страну
THEO: я приеду к тебе как байрон
ALEX: wow неожиданный образ
ALEX: кстати ты не помнишь это байрон что то писал про холодную телятину?
THEO: вот уж не знаю чем его угощали при русском дворе
ALEX: при каком еще русском дворе?
THEO: ты дубина он же был фаворит вашей императрицы
ALEX: ахаха это ты дубина фамилия бирон пишется через i
Алекс глядел на еле ползущие машины за окном, на солнечные блики – ну, вроде как и повеселее.
Телефон. У женщины. Почему она не берет трубку.
Ощущение, что что-то привычное, устойчивое и прочное сдвинулось, началось с того момента, когда меня разыскали на занятиях в академии и передали, что Маленков просит меня приехать на Ближнюю. Это было уже невероятно – чтобы кто-то иной, а не отец, приглашал приехать к нему. Но это уже я все описала. Я с этого начала.
Но это не конец. Я еще не хочу кончать мои письма.
Служебное расследование: почему следственная группа ГСУ СК первой оказалась на месте
Шлагбаум на Красной Пресне был поднят, во дворе стояли (зачем-то) две скорые, две же машины Следственного комитета – с красной полосой, как скорые, только черные. И еще одна – с мигалкой, но без опознавательных знаков. Ее можно было принять за служебную машину отца. Но отец на такой не ездил.
Навалившаяся тупость позволила Алексу легко, без тряски, без заминок, войти в подъезд. Уже хорошо.
Возле поста охраны тусовались два мента.
– Здравствуйте! Меня зовут Алексей Николаев. Я сын Михаила Андреевича Николаева.
У него даже не дрогнул голос, и он даже полез за паспортом, но это было не нужно.
– Тут его сын, – сказал мент в рацию и прослушал в ответ диковатое «давай».
Что «давай»? Вяжи, тащи его?
– Проходите.
Алекс думал, что его проводят. Он почему-то так себе это представлял, когда возвращался сюда из «Останкино» – опять по пробкам (и без всякой, разумеется, записи – его выдернули из гримерки). Но и эти последние метры нужно было преодолеть самому.
Тяжесть навалилась только возле квартиры: на площадке топтались люди, дверь распахнута, и, кажется, внутрь тем более не протолкнуться.
Да и не надо.
Алекс пытался отдышаться: он поднимался пешком, лифт постоянно ездил невесть с кем и куда.
Здесь, на лестнице, оказывается, тоже красота какая-то. Репродукции. Поле. Девушка идет.
THEO: я понял о чем ты
THEO: это был не байрон а оскар уайльд
THEO: про холодную телятину
THEO: эй
– Алексей Михайлович?
– Да. Я готов.
Алекс делает первый шаг, как человек на Луну.
– Нет-нет, вам не нужно туда заходить.
Собирался, собирался с силами, и вот. Алекс как-то сразу сдулся. Сдался. Сел на ступеньку.
– Сейчас к вам подойдут, и вы проедете для беседы. То есть вы отдохнете. Вам все равно не надо здесь находиться.
– Но там мои вещи, – тупо повторял Алекс.
– Насчет этого, пожалуйста, не беспокойтесь. Всё отснимут, опишут и…
– Там макбук.
– Может быть, уже даже к вечеру что-то из этого смогут вам выдать.
Алекс тупо кивал, как будто это имело какое-то значение.
Член правительства вывезен в Хованский крематорий по документам «10.01.01 биоматериалы ампутационные»
Полярная ночь наступает в Москве прямо с осени. Она не на месте. Москва. Не на месте с точки зрения биологических, геологических – каких там – часов, поясов.
Алекс не понимал, сколько длится его полярная ночь. Не спит он сутки или сколько. Здесь он на час или на год. Он даже подумывал, нельзя ли как-нибудь вздремнуть – да, в углу диван, но на нем вязанками какие-то документы, будто здесь ремонт. Фотопортрет над диваном – первое лицо награждает главу Следкома, или главу московского управления, или кто все эти люди – усиливал общий сюр. Ха. Алекс мог бы начать разговаривать с «дядей», чтобы показать следователю, что уже заговаривается. Хотя никаким «дядей» [Mr. P.] для Алекса, конечно, никогда не был, даже и не вспомнить, сколько раз (наперечет) Алекс его видел в детстве, но эти подробности лучше приберечь для скандальных мемуаров.
Читать дальше