Имре Шаркади - Избранное

Встретившись утром в конторе с Яношем Галом, он увидел, что портфель у того почти пустой, — значит, документы остались дома. И можно их раздобыть.

Он пошел к Галам. Сделал большой крюк, чтобы не попасться никому на глаза. В это время у них никого нет дома; ящик кухонного стола он взломает, стекло в двери разбито, и кухня, верно, не заперта.

Когда он просунул руку в дыру, зиявшую в двери, сердце у него отчаянно забилось. Если бы стекло тогда не раскололось и он не поранил бы себе руку, то не выпустил бы Жужку и все было бы иначе, — он упрямо верил, что все могло быть иначе.

Выдвинув незапертый ящик стола, Ульвецкий склонился над ним. Бумаги были там. Он стал перелистывать их, потом вдруг поднял глаза: на пороге кухни, изумленно глядя на него, стоял Янчи, четырехлетний сынишка Галов. Жужа, уходя на работу, обычно отводила его к соседям; и сегодня он был у них, поиграл немного и прибежал домой за деревянным обручем, а тут в кухне сидит дядя председатель и роется в ящике.

— Нехорошо так делать, — строго сказал он.

Ульвецкий, выпрямившись, смотрел на Янчи. Разумеется, мальчишка расскажет, что председатель был здесь, рылся в ящике. Кровь стыла в его жилах, руки, ноги онемели. Он не мог тронуться с места. Потом ухмыльнулся и подошел к мальчику.

— А почему это нехорошо?

Ульвецкий взял Янчи на руки. Он держал ребенка в своих землистых, сильных и цепких руках, и ему казалось, что это Янош или Жужка. Придушить его, и конец, на свалку, как цыпленка со свернутой шеей. Так он и сделает!

Ульвецкий ощерился. Вышел во двор, осмотрелся. Вспомнил: на прошлой неделе возле хлева вырыли яму для гашеной извести. И он направился туда.

Янчи испугали его глаза и железная хватка; Ульвецкий держал его, как ястреб — голубя. Держал так, что не вырваться.

Убийство сынишки Галов долго волновало народ. Страшное, загадочное преступление. За что убили ребенка? Шандора Ульвецкого вскоре арестовали; сначала он отпирался, потом равнодушно во всем сознался. Люди недоуменно спрашивали друг друга: за что он убил мальчика? На суде адвокат просил освидетельствовать психическое состояние обвиняемого, затем сказал, что его окружение, воспитание объясняют, хотя и не оправдывают злодеяния. Когда Ульвецкого приговорили к смертной казни, оставались еще такие, кто не понял до конца происшедшее. Чего только не случается, говорили люди, покачивая головой; они так и не осознали, что классовая борьба — это классовая борьба и что жизнь наша полна еще борьбы.

1953

Перевод Н. Подземской.

Мы стояли на якоре в Бадачони. Привлекли нас сюда знаменитые здешние вина. Прибыли мы утром и, как водится, задержались; незаметно перевалило за полдень, потом солнце стало клониться к закату. А между тем надвигался шторм.

На яхте нас было четверо. Йошка, жена его Клари, Анти — мой двоюродный брат, и я. Ни один из моих спутников самостоятельно никогда еще не ходил под парусами, катались так, для развлечения, хотя надо отдать им должное, кое-чему они все же научились, так что в случае нужды могли бы, пожалуй, исполнить мою команду, и даже довольно точно. Однако яхтсменами мои пассажиры были никудышными, впрочем, ничего от них и не требовалось. Все мы отдыхали, нам было хорошо вместе. Вообще, славные это были ребята.

Когда мы спускались с горы, я стал их поторапливать. Не нравилось мне небо, не нравилась погода, я предпочел бы заночевать в Фонёде или Лелле. Но они немного опьянели, им было весело, да и мне тоже. Благие намерения таковыми и остались. Спускались мы и без того медленно, уже на полпути солнце почти зашло, а тут еще Клари в восхищении замирала перед каждым красивым домом и заявляла, что хочет тут жить.

Там, на горе, ничто не вызывало тревоги. Но как только мы ступили на берег, в лицо ударил юго-западный вечер. И такой у него был запах — и дождя, и шторма, и черт его знает чего еще, что я заволновался, и мне подумалось: все же легкомысленно бросили мы наш «Поплавок» на легком якоре, не приняв никаких мер предосторожности. Поставили мы его у середины мола, вытравив шесть метров якорной цепи.

Я бросился к воде.

Яхта спокойно покачивалась на якоре метрах в пятнадцати от мола. Нет, на ночь ее непременно надо переставить, потому что если налетит шквал — а чутье мне подсказывало, что этого не миновать, — то якорная цепь окажется слишком короткой, и яхту выбросит на камни.