Джулианна Маклин - Цвет неба

Меня переполняла зависть. Люси выглядела готовой ко всем радостям материнства. У нее не было страха, который бы точно чувствовала я, окажись на ее месте.

В тот момент я осознала, что уже больше никогда не смогу ощутить столь блаженный оптимизм. Мне бы просто не хватило смелости завести еще одного ребенка.

Я даже не была уверена, что когда-нибудь смогу полюбить кого-то вновь. От этой мысли мне стало так жутко, что я съехала на обочину и долго-долго сидела в машине с заглушенным мотором.

12 февраля 2007 года

В первую годовщину смерти Меган мне приснился жуткий сон. Я снова оказалась в отделении интенсивной терапии, и врачи с медсестрами так же в панике метались вокруг постели моей дочери, закачивая лекарства в трубки, которые торчали из ее вен, делали искусственное дыхание – это были последние мгновения жизни дочери, проведенные в безнадежной попытке спасти ее.

И вдруг глаза Меган широко распахнулись, она потянулась ко мне и сказала:

– Не оставляй меня, мамочка. Мне страшно!

Мои глаза тоже открылись, и весь следующий час я проворочалась в постели, погружаясь все глубже и глубже в пучину горьких воспоминаний, снова прокручивая в голове все эти ужасные события. Я знала, что нужно перестать думать о смерти Меган, перестать беспокоиться о том, где она теперь – если она вообще теперь где-то, – а вместо этого сосредоточиться на той радости, что она успела принести в мою жизнь.

Я заставила себя вспомнить те несколько блаженных лет, когда у Меган была ремиссия – тогда я посмотрела на мир новыми глазами. Некоторое время я могла понять и оценить, каким бесценным подарком был мой приход на этот свет, и смаковала каждый новый день с дочерью.

Я подумала, что бы сказала Меган, если бы могла видеть меня сейчас. Одинокую и печальную.

Думаю, чтобы мне не было так больно, она тоже начала бы тосковать.

Одна мысль об этом заставила меня подняться с постели. Я позавтракала – сварила яйцо вкрутую, приняла душ, а потом позвонила сестре и спросила, можно ли приехать и погостить пару дней. Мне хотелось обсудить с ней свою дальнейшую жизнь – может, мне удастся вернуться к работе. Конечно, писать снова на регулярной основе я не собиралась – по крайней мере, пока, – но подумала, что могла бы взять какую-нибудь редактуру на дом.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – сказала Джен. – Мы с Джо как раз только вчера тебя вспоминали. И Меган, конечно. Мы скучаем по тебе. Приезжай. Как скоро ты сможешь быть здесь?

– Дай мне час на то, чтобы собрать вещи! – сказала я.

Сказано – сделано: ровно час спустя я уже надела дубленку и бросила сумку в багажник своего компактного внедорожника.

В тот ясный зимний день, выезжая из города, я могла чувствовать, что Меган там, на заднем сиденье. Каждые пару минут я смотрела в зеркало заднего вида и видела ее лучезарную улыбку.

Она не говорила. Разве что напомнила мне повернуть на север, на шоссе 684.

Меган была со мной, пока я не проехала Хартфорд, потом тихо растворилась в полумраке салона и самостоятельно отправилась к дому сестры в Манчестере.

Вскоре после того, как я въехала на территорию графства Нью-Гэмпшир, температура резко упала. Если бы я была на прогулке, то наверняка уже почувствовала бы это кожей – холод бы вошел в горло и легкие. Но я находилась в уютном салоне автомобиля, пристегнутая к креслу, наслаждаясь теплом, исходившим из печки, и поэтому с трудом могла себе представить, как холодно там, снаружи.

Я, наверное, никогда не перестану думать, какого черта эту несчастную олениху именно в тот день понесло на дорогу – в момент, когда все лужи от еще вчера растаявшего снега покрылись корочкой льда. Я увидела ее краем глаза и похолодела от ужаса.

Вывернув руль влево, чтобы избежать столкновения, я одновременно вдавила в пол педаль тормоза, что было, конечно же, худшим из всех возможных решений.

Автомобиль развернулся на 180 градусов, и передо мной замигали фары машин, которые еще несколько секунд назад плелись позади меня. Мой внедорожник неумолимо понесло к обочине.

Дальнейшее я помню в мельчайших деталях, особенно то, с каким ужасающим грохотом автомобиль, перевернувшись в полете раз пять, не меньше, слетел вниз по крутой насыпи. Стекла пошли мириадами трещин и разрушились. Сталь складывалась и покрывалась вмятинами. Мир перед моими глазами описывал головокружительные круги, так что я закрыла их и что есть силы вцепилась в руль, приготовившись к страшному удару, который смял, как яйцо, крышу над пассажирским сиденьем.