Пэм Дженофф - Пропавшие девушки Парижа [litres]

Мик затормозил перед длинным деревянным одноэтажным строением. Элеонора с облегчением отметила, что оно находится за колючей проволокой, которой был обнесен лагерь.

– Следуйте за мной. – Американец завел ее в здание, в котором размещался офис. На железном столе испускала тусклый свет единственная лампа на шарнирной ножке. Опрокинутая консервная банка была забита окурками и пеплом. Одну стену занимала фотогалерея преступников – нацистов, находившихся в розыске. – Пойду распоряжусь по поводу ночлега для вас. Ждите здесь – и ничего не трогайте.

Элеонора, как неприкаянная, стояла посреди кабинета. Ей безумно хотелось порыться в бумагах и папках, что лежали на столе, но она не осмеливалась.

Через несколько минут Мик вернулся.

– Койку вам устроят. Нужно поесть, пока столовая не закрылась. – Не сказав больше ни слова, он направился из кабинета. Элеонора решила, что должна последовать за ним. Они пришли в столовую с длинными столами, которая напомнила ей обеденный зал в Арисейг-Хаусе. Элеоноре даже почудилось, будто она слышит смех своих девочек.

Только здесь обслуживание было организовано, как в кафетерии. Мик вручил Элеонора поднос и повел ее вдоль прилавка, где ей, не спрашивая, бесцеремонно сунули тарелку с мясом и картошкой.

– Здесь мы еще живем по-божески, – сказал Мик, когда они нашли два свободных местечка за одним из столов. – Райский уголок в сравнении с окопами близ Бастони, в которых мы торчали всю зиму. Правда, кормежка все такая же отвратная. – Элеонора с болью в сердце подумала о голодных детях, которых она видела возле вокзала в Мюнхене. Они были до того истощены, что у всех кости проступали из-под восковой кожи. Но даже их положение не шло ни в какое сравнение со страданиями евреев-пленников Дахау, которых держали в бараках буквально в четверти мили от того места, где они сейчас сидели.

Мик не раздумывая набросился на еду.

– Простите, что был груб с вами, – извинился он с набитым ртом. – Мы здесь просто зашиваемся. В Нюрнберге большие шишки разбирают дела высших чинов, но подлинные звери – конвоиры и охранники, которые пытали и убивали людей, – находятся тут. А доказательств у нас мало. Судебный процесс начинается на следующей неделе, и нам приходится работать круглые сутки. Мы все на последнем издыхании. – Он помолчал, смерив ее взглядом, и затем добавил: – У вас тоже вид не очень-то цветущий, – сказал, что думал.

Элеонора проигнорировала непреднамеренную бестактность его замечания.

– Я выехала из Парижа вчера утром, с тех пор на ногах. И теперь, по-видимому, сразу придется ехать назад.

– Да, на рассвете, – подтвердил Мик, не переставая жевать. Он вовсе не пытается быть мужланом, сообразила Элеонора. А быстро ест по привычке, как бывалый солдат, который не знает, успеет ли он доесть то, что дали, и когда случится поесть в следующий раз. – Сейчас главное – подготовить материалы для суда, некогда отвлекаться на другие дела. – Он помолчал. – Я слышал про женщин-агентов. – Элеонора оторопела. Мало кому за пределами УСО было известно о ее программе. – Читал в отчетах, что наряду с мужчинами были арестованы несколько женщин. Правда, не знаю, ваши ли они были, – поспешил добавить он.

– Они все были мои. Расскажите, что вам известно, – потребовала Элеонора, позабыв про учтивость.

– Мы допрашивали одного охранника. Он сообщил, что однажды в лагерь привезли несколько женщин.

– Когда?

Мик почесал голову.

– В июне или в начале июля сорок четвертого. В принципе, ничего необычного в этом не было. Женщин здесь держали в бараках за холмом. – Он жестом показал куда-то в темноту за окном. У Элеоноры свело живот. Приехав сюда, чтобы поговорить с Криглером, она даже не подозревала, что оказалась в том самом месте, где обрывался след девушек-агентов. – Но этих женщин не зарегистрировали и в бараки не отправили. Их сразу отвели в камеру для допросов. – Элеонора содрогнулась. – Она слышала про такие камеры пыток, куда узников помещали перед смертью. – Больше их никто не видел. Кроме одного заключенного, который работал в том блоке. У нас есть его показания.

– Можно на них взглянуть?

– Думаю, ничего страшного не произойдет, – не сразу отвечал Мик, – если я дам вам посмотреть стенограмму показаний. Завтра вы все равно уезжаете. Покажу после ужина.

Элеонора отставила в сторону поднос и с громким скрежетом отодвинулась на стуле от стола.

– Я – все.

Мик сунул в рот последний кусок, затем поднялся и составил с подносов грязную посуду. Они вернулись в кабинет, где ей пришлось ждать некоторое время назад. Здесь всюду громоздились кипы бумаг, и Элеонора, у которой каждый документ всегда лежал на своем месте, испугалась, что Мик, возможно, в этом хаосе не найдет нужных материалов. Но он сразу прошел к картотечному шкафу, выдвинул один из ящиков, достал тонкую папку и вручил ей.