Кристоф Хайн - Чужой друг

Михаэль сидел рядом и все слышал. Он шепотом попросил меня сказать врачу, что соседи имели виды на квартиру и, воспользовавшись отсутствием сына, упекли старика в приют. Я сказала об этом врачу. Такое случается, подтвердил тот. Заявления бывают порой анонимными или подписаны вымышленными именами, поэтому отдел социального обеспечения строго проверяет каждый конкретный случай. В конце концов, речь идет только о зиме. Весной старик вернется домой, квартира останется за ним.

Потом врач захотел поговорить с Михаэлем, и я передала тому трубку. Врач предложил Михаэлю сейчас же забрать отца к себе домой. Михаэль заколебался. Наконец он договорился с врачом, что возьмет отца к себе или будет ежедневно заходить к нему домой.

Повесив трубку, Михаэль облегченно вздохнул. Надеюсь, он не пожалеет о своем решении. Не знаю, взяла ли бы я к себе отца или мать. Для меня это было бы тяжко, да и сложно из-за частых ночных дежурств.

Когда Михаэль ушел, я позвонила родителям. К телефону подошел отец, и я растерялась. Привязанность Михаэля к своему старику как-то разбередила мне душу, но не могла же я сказать отцу, что звоню ему только потому, что другие дети любят своих родителей.

Я лишь поинтересовалась, как он поживает. Оказалось, что все в порядке. Во всяком случае, отец так сказал. Новостей у них не было, у меня тоже. На этом мы распрощались.

Через несколько дней похолодало и пошел снег. Но он быстро стаял, улицы сделались грязными и скользкими. Днем было пасмурно. Небо походило на серую вату, в комнате было слишком жарко. Я закрутила вентили батареи, но это не помогало. В такой жаре недолго и тараканам завестись. Я внимательно осматривала в ванной все уголки и щелки. Три года назад в нашем доме завелись тараканы. Они с невероятной скоростью расползлись по этажам. Тараканов морили газом. С тех пор я их не видела, но все время боюсь, что откуда-нибудь снова выползет таракан.

От матери пришла посылка с рождественской коврижкой собственной выпечки. Мать шлет ее каждый год в это время. Письмо в посылке промаслилось, чернила расплылись. Мать писала, что ждет меня на рождество, обещала приехать и сестра. Отца донимают легкие и нога. Чего мне хотелось бы в подарок, спрашивала мать. Она исписала одну страничку листа из школьной тетради. Эта привычка осталась у нее с той поры, когда мы с сестрой ходили в школу. Но ведь прошло уже тридцать лет, а мать все еще покупает школьные тетради и вырывает из них листы для своих коротких беспомощных писем или записок.

В субботу накануне рождества меня разбудил громкий щебет. Я с трудом пришла в себя и довольно долго не могла сообразить, что это птицы. Странно, около нашего дома нет птиц. Я лежала в постели с закрытыми глазами и вяло соображала. Наконец я поняла, что птицы кричат у фрау Руппрехт, и почувствовала облегчение. Но тут мелькнула мысль, что прежде такого шума никогда не было. Сон будто рукой сняло. Я быстро встала, умылась, оделась и пошла к фрау Руппрехт. Позвонила. За дверью слышались только птичьи голоса. Я позвонила еще и еще, затем начала стучать. За моей спиной открыли дверь. Кто-то из соседей спросил, что произошло. Я ответила что-то невразумительное и вернулась к себе. Я попыталась успокоиться, но птичий гам продолжался. Мне даже показалось, что теперь птицы кричат еще громче. Что-то случилось. Эта мысль настойчиво крутилась в мозгу, как жернов, который нельзя остановить. Что-то случилось, повторяла я про себя, кипятя воду для кофе.

Ничего страшного произойти не могло, уговаривала я себя, это просто нервы. Птицы, вероятно, всегда так шумели, только я не обращала внимания, а впервые заметив, придала этому слишком большое значение. Вот и все.

Я села и закурила, но тут же затушила сигарету, вернулась на кухню, выключила электроплитку и вышла из квартиры. Я спустилась на лифте вниз, постучалась к домоуправу и попросила его подняться со мной, чтобы открыть квартиру фрау Руппрехт. Я пробовала объяснить ему свою тревогу, но он хмуро ответил, что тревога сама по себе не дает ему права вламываться в чужую квартиру. Домоуправ вышел в шлепанцах на босу ногу, он был без рубашки, заросшую седыми волосами голую грудь перекрещивали подтяжки.

Я не отставала от него, зная, что иначе не успокоюсь, поэтому домоуправ решил все же пойти со мной. Он вернулся к себе и вышел в рабочем халате, со связкой ключей. В лифте он заявил, что в случае чего отвечать за все буду я, ему, дескать, за это не платят. Я пообещала домоуправу пять марок, он довольно кивнул и буркнул, будто не это имел в виду.