Кристоф Хайн - Чужой друг

Генри решил заглянуть наверх. Мы пошли с ним туда по широкой винтовой лестнице. Слева был буфет, где кисло пахло пролитым пивом и горячими сардельками. За стойкой суетился лысый мужчина лет пятидесяти в шортах и грязном распахнутом халате, надетом прямо на голое тело.

Справа три двери вели в танцевальный зал. Мы встали у первой двери и заглянули внутрь. На сцене мелькали разноцветные блики. В самом зале было темно. Музыка грохотала до боли в ушах. Молодежь сидела за длинными столами, уставленными бутылками. Между рядами бродили темные фигуры, спотыкаясь и хватая за плечи сидящих. Посредине двигалось несколько пар. Усилители были направлены прямо на них. Наверное, рев там был совершенно невыносимый.

Привыкнув к полумраку, я увидела, что танцевали только девушки и за столом они сидели поодиночке. Ребята не обращали на них никакого внимания. Они сидели, тупо уставившись перед собой, и пили. За одним из столов заорали песню, которая вскоре оборвалась — усилители заглушали все.

Когда музыканты ушли на перерыв, послышалась невнятная разноголосица, выкрики, визг. Но заиграл магнитофон, и музыка вновь заглушила все остальные звуки.

Мы вышли из зала. У меня заломило правый висок.

В вестибюле стояли певица и один из музыкантов. Певица была ярко накрашена, ее платье блестело. Среди джинсовой униформы она казалась случайно залетевшей экзотической бабочкой.

— Нравится музыка? — спросила она меня.

— Не знаю, — ответила я. — Слишком уж громко.

— Точно. Но эти ничего другого не хотят, — согласилась певица, кивнув в сторону зала.

— Почему никто не танцует? — поинтересовался Генри.

— Не знаю. Они никогда не танцуют. Приходят просто так, — равнодушно отозвалась певица.

— Зачем же они тогда приходят? — опять спросил Генри.

— Да не знаю я, — засмеялась она и предложила нам красного вина, отхлебнув прямо из бутылки.

Я ответила, что мы на службе, и певица понимающе кивнула.

Ребята, которых мы видели внизу, рядом с пострадавшими, поднялись по лестнице. Один из них, на вид лет восемнадцати, подошел к нам.

— Случилось чего? — спросил он и тут же самодовольно ответил себе: — Порядок!

Он подмигнул нам и вошел с друзьями в зал. Мы посмотрели им вслед. Они прошли меж рядов, задевая сидящих, подняли пьяного, свалившегося под стол, вытащили его на лестницу и дали ему пинка. Тот, шатаясь, побежал по ступенькам, но не упал и добрался до гардероба. Парни засмеялись и подошли к нам. Один из них снова подмигнул и сказал:

— Работаем рационально.

Они вернулись в зал.

— Вышибалы, — объяснил музыкант. — Без них бы тут вообще черт-те чего творилось.

Можно себе представить.

— Да, работка не фонтан, — проговорила певица.

— А чего бы вы хотели? — спросила я.

— Не знаю. Чего-нибудь другого. Хуже всего, что тут нельзя познакомиться с приличным человеком. Все только пьют, а моим ребятам лишь бы подцепить деваху на ночь, больше им ничего не надо.

Музыкант запротестовал.

— Это же правда, — перебила она его. — Да и кто сюда ходит-то?

Певица была, пожалуй, моей ровесницей, но грим старил ее.

— Поговорить тут не с кем, понимаешь? — сказала она мне.

Мы спустились вниз. У машины стояли двое полицейских и разговаривали с водителем.

Генри спросил их:

— Чего они там ждут? Зачем приходят?

— А ничего, — ответил один полицейский. — Им главное — напиться.

— Напиться и устроить дебош, — подтвердил другой.

Полицейские рассмеялись.

— Нет, — возразил Генри. — Они надеются на что-то. Ждут. Может быть, настоящей жизни.

Полицейские многозначительно переглянулись. Когда мы сели в машину, один из них спросил Генри:

— Вы врач?

— Да, — ответила я.

А Генри одновременно сказал:

— Нет.

— Так да или нет? — переспросил полицейский.

— Он мой муж, — сказала я.

— Мужу нельзя ездить с вами в машине «скорой помощи». Сами знаете.

Ему никто не ответил. Машина тронулась с места.

Остаток ночи Генри провел вместе со мной и ездил еще на два вызова. По-моему, он слегка разочаровался. Что ж, моя работа не слишком романтична.

Во всяком случае, его присутствие мне мешало, поэтому я отправила его домой. Я стояла у входа и смотрела вслед машине. Было холодно, и я озябла. Безоблачное небо сияло звездами. В голове у меня шумела кровь. Давала себя знать усталость. Я глубоко вздохнула и вернулась в помещение.

В середине октября я поехала в город Г. Выдалось два свободных дня, и оставаться в Берлине не хотелось.