Роман Шмараков - Автопортрет с устрицей в кармане [litres]

Г-н Клотар сказал, что даже если у этой истории есть продолжение, его не стоит рассказывать и что эта прекрасная сцена заслуживает, чтобы на ней остановились. Тут к нему снизошло вдохновение: он сказал, что изобразит сестер Пюизье на картине, которую ждет от него г-н Провен. Г-жа де Гийарден отозвалась, что всегда рада помочь. Проводив ее, г-н Клотар взялся за дело и, работая как всегда быстро, изобразил трех девушек вокруг шкатулки: одна склонилась, открывая ее, другая стояла спиной к зрителю, а у третьей на лице была написана задумчивость, вызванная легкой головной болью. Оставив работу, он вышел прогуляться и встретил г-на Провена, который был чрезвычайно рад и уговорил показать ему недоконченную картину. Нет художника, который соглашался бы с легкою душою на такие вещи, а г-н Клотар был не из самых общительных, так что г-н Провен показал себя прямым чудотворцем. Как бы то ни было, г-н Клотар подвел его к картине, на которой было почти все, кроме шкатулки с сердоликовыми сережками, жемчужными браслетами, золотыми венецианскими цепочками и всем прочим, что должно было в ней находиться. Г-н Провен был пленен гармонией картины; он внимательнейшим образом рассмотрел все в целом, а затем, перейдя к частностям, выразил восхищение благородством и изяществом девушек, стоящих вокруг ларца, в том числе той, что стояла к нему спиной. Некоторое время он смотрел на картину стоя, затем опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть ее, время от времени меняя очки, перемещаясь от одного края картины к другому и выражая безмолвное изумление. Наконец он поднялся и сказал, что она производит такое же впечатление, как беседа с умным человеком, которого слушаешь с неистощимым вниманием и после долго возвращаешься в мыслях к сказанному.

– Что же касается сюжета, – прибавил он, – надо признаться, вы заставили меня поломать голову. Я было подумал, что здесь представлена Алфея с двумя служанками в тот миг, когда она достает из ларца роковую головню Мелеагра, однако по некотором рассуждении отказался от этой мысли. Я понимаю, что может чувствовать художник при виде людей, лучше его знающих, куда поставить Агамемнона и как должны вести себя амуры в кузнице Вулкана, но надеюсь, что не оскорблю вас замечанием, что Алфею в этот миг нельзя изображать иначе как одинокою и что ее страсти, о которых Овидий говорит:

ничего не выиграют, сделавшись зрелищем для равнодушного любопытства челяди. Кроме того, все три прелестные участницы этой сцены одеты с одинаковым изяществом и пышностью, так что трудно представить, чтобы какая-либо из них могла распоряжаться остальными.

Коротко сказать, г-н Провен не находил, кем бы могли быть эти девицы, кроме как дочерьми Кекропса, изображенными в тот миг, когда они легкомысленно открывают ларец с Эрихтонием. Правда, обычно считается, что только две из них преступили таким образом заповедь Минервы и были наказаны безумием, но г-н Провен был уверен, что и третья могла в этом участвовать. Он похвалил выражение лица той из девиц, у которой его было видно, сказав, что здесь тонко передано крайнее изумление, сменяющееся исступлением. Потом он остановился на том, что оставалось дописать, именно на ларце, заметив, что г-ну Клотару предстоит непростое дело – изобразить предмет, способный так потрясти человеческий разум. Он спросил г-на Клотара, видел ли он портрет маршала Виллара, написанный г-ном Ларжильером. Г-н Клотар отвечал, что нет человека, который не видел бы этого знаменитого портрета или по крайности не слышал о нем так много, что может считаться видевшим. Г-н Провен сказал, что имеет честь принадлежать к поклонникам г-на Ларжильера. Один славный ученый говаривал, что если бы Вергилий упомянул его только в одном стихе «Энеиды», он бы почел себя счастливейшим человеком и пренебрег всякой другой известностью. Так и он, г-н Провен, был бы совершенно счастлив, если бы г-н Ларжильер изобразил его в какой-нибудь из своих картин: мечтание несбыточное! Он надеется, что, воздавая должное достоинствам г-на Ларжильера, не задевает в г-не Клотаре ревности художника.

– Ваш гений, – прибавил г-н Провен, – любит прогулки по аллеям, звук виолы меж древами, тимьян на росном берегу, красавицу, смеющуюся в темном уголке; вашей кисти нет равных, когда она берется изобразить нежное и трогательное; однако в сем случае вам надобно присвоить себе высокое вдохновение г-на Ларжильера, дабы коснуться предметов, полных величественного ужаса.