Катя Миллэй - Море спокойствия

Окончательно сдавшись, я довольствуюсь мармеладным драже: съедаю полпачки, а черные, самые невкусные конфетки оставляю. Потом иду в душ, чтобы смыть с себя всю грязь сегодняшнего дня. Пока кондиционер впитывается в волосы, я веду с собой интереснейшую беседу. Жалуюсь на свое дурацкое расписание. Возмущаюсь классом музыки, в котором оказалась по злой иронии. Интересно, насколько своей нелепостью он превосходит урок ораторского искусства? Размышляю вслух, есть ли в школе хотя бы одна особа женского пола, будь то ученица или преподаватель, кто невосприимчив к чарам светловолосого Дрю. И отвечаю: я. Ну и, конечно же, Сара, хотя он и ею прекрасно манипулирует.

Время от времени я разговариваю с собой: проверяю, есть ли у меня еще голос, на случай, если вдруг решу им снова воспользоваться. Я всегда планировала вернуться в мир речи, но порой все же сомневаюсь, произойдет ли это когда-нибудь. Чаще всего у меня не бывает потрясающих новостей, поэтому я просто повторяю имена и отдельные слова, однако сегодняшние события заслуживают внимания и излагаются целыми предложениями. Иногда я даже пою, только делаю это, когда ненависть к себе и желание причинить себе боль становятся особо невыносимыми.

Я забираюсь в постель, под серо-зеленое одеяло с цветочным узором – точно таким же застелена моя кровать дома. Скорее всего, это мама постаралась, а не Марго. Она до сих пор не может осознать, что я хочу сбежать из той комнаты, а не таскать ее за собой. Приподнимаю край матраса и достаю спрятанную под ним толстую тетрадь. Скоро придется подыскать ей более надежное место. Остальные тетради такого же формата я храню в убранных в шкаф картонных коробках, под старыми книгами в мягком переплете и ежегодниками из средних классов. Та, что у меня в руках, имеет черно-белую обложку со сделанной на ней красным маркером надписью: «Тригонометрия». Как и в других тетрадях, первые несколько страниц заполнены ненастоящими школьными записями. Я беру ручку и начинаю писать. Спустя ровно три с половиной листа я убираю тетрадь обратно в тайник и выключаю свет с мыслями о том, какое еще безумие готовит мне завтрашний день.

Настя

Я живу в мире, где нет магии и чудес. Где тебя не спасут ни провидцы, ни оборотни, ни ангелы, ни супермены. Где люди умирают, музыка распадается на ноты, а жизнь – дерьмо. Я настолько придавлена к земле грузом действительности, что до сих пор недоумеваю, как мне удается идти вперед.

В пятницу утром я первым делом забираю из приемной свое исправленное расписание. Мисс Макаллистер утвердила меня на должность помощника учителя на пятый урок, и теперь я официально избавлена от необходимости ходить на музыку. Я буду делать ксерокопии и раздавать учебный материал, вместо того чтобы из меня потихоньку высасывали все соки.

К этому времени я уже стала лучше ходить на шпильках, только из-за тесноватых мысков туфель пальцы протестующе ноют, когда я надеваю их. Для сегодняшних испытаний я выбрала свой второй скандальный наряд – сплошь черный, потому что других цветов в моем гардеробе нет. Глаза снова жирно подведены черным карандашом, на губах – красная помада, а на ногтях – черный лак. Туфли на шпильках неизменно дополняют образ, как бы восклицая: «Отвратительно!» В таком наряде я и правда похожа на омерзительную проститутку. В голову приходят мысли о перламутровых пуговицах и белых кружевных юбках. Интересно, что бы надела Эмилия, будь она сегодня жива?

Всю неделю во время обеденных перерывов мне удавалось с успехом прятаться в коридорах и туалетах. Растрепанный парнишка-художник, которого зовут Клэй – я выяснила это, тайком разглядев его имя на обложке альбома, – любезно поделился со мной небольшим списком укромных мест, когда на второй день учебы снова застал меня у запертых дверей в крыло английского языка. Многие из них я уже проверила. Пройдет еще пара дней, и я, пожалуй, смогу нарисовать карту лучших мест, где можно уединиться. Буду потом продавать ее таким же неудачникам, как я.

Проходя по школьному двору каждый день, я наблюдаю одну и ту же картину. Складывается ощущение, словно каждому здесь отведено свое собственное место – оно не меняется и на следующий день. Многие лица я начинаю узнавать, но даже те, кто мне знаком, делают вид, будто меня не знают. Я пребываю в счастливом одиночестве. Мое присутствие пугает, раздражает или вызывает дискомфорт у окружающих, которые стараются держаться от меня как можно дальше. Цель достигнута. Ради такого можно и неудобство туфель потерпеть. Если я ничего не испорчу, то сумею сохранить нынешнее положение дел.